Так что всего через тридцать лет после смерти Иисуса среди его последователей возникли сильные раздоры. Несомненно, назареяне были вправе претендовать на то, что являются подлинными носителями и распространителями учения самого Иисуса, ибо были очевидцами дел Иисуса, его соратниками и родичами. Павел же, выводивший свое представление об Иисусе из видений, в действительности был создателем своих собственных доктрин, истинным основателем христианства как исторического явления и как новой религии, отличной от иудаизма[119].

Борьба между назареянами и павлинистами продолжалась в следующее десятилетие, причем назареяне держались твердо, а возможно, и брали в этой борьбе верх. Из своей базы в Иерусалиме назареяне рассылали миссионеров во все центры павлинизма для борьбы с новыми доктринами Павла и для того, чтобы вернуть обращенных им в лоно назарейского иудаизма.

Но событием, принесшим роковое ослабление назареян и давшим победу павлинизму, стали осада и взятие Иерусалима римлянами в 70 г. н. э. Назареяне, как лояльные евреи, приняли участие в обороне города, и большинство их погибло в последовавшей бойне[120]. Уцелели лишь немногие, и их церковь продолжала, ослабленная, влачить жалкое существование, неспособная более возобновить миссионерскую деятельность и вообще оказывать влияние за пределами Палестины.

Павлинизм же расцвел, не встречая более сопротивления, и позднейшая христианская церковь стала главной формой христианства. Остатки назареян, теперь иногда называемые эбионитами, рассматривались основной массой христиан как еретики. И вдобавок к их бедствиям они теперь в первый раз оказались в конфликте со своими собратьями-евреями, а именно с фарисеями.

Фарисеи взирали на развитие антисемитского христианства с естественной тревогой. Они усмотрели в этом доказательство того, что Иисус не мог быть Мессией, — и потребовали от назареян отказаться от мессианского верования, отличавшего их от их собратьев-евреев. Около 90 г. н. э. назареяне были окончательно исключены из еврейской синагоги и стали еретической группой как в иудаизме, так и в христианстве.

Назареяне продолжали существовать примерно до 400 г. н. э. До самого конца они провозглашали, что Иисус был Мессией, что он скоро вернется, что он был Сыном Божиим, но не был сам богом, что он никогда не отменял еврейский закон и что Павел был обманщиком, извратившим миссию Иисуса[121].

Что думали христиане Рима, когда Иудейская война затянулась и римляне повсюду воспринимали евреев с ненавистью? Что думали они, когда смотрели на процессию закованных в цепи еврейских пленников, проходящую по улицам Рима в триумфе Веспасиана среди проклятий ликующих толп, или когда слышали одобрительный рев толпы при известии о смерти Симона бар Гиоры?

Что они думали, мы можем узнать, читая Евангелие от Марка, написанное как раз в это время, и другие три Евангелия, развившие линию, впервые начертанную Марком. Здесь мы можем видеть, как христиане, бывшие первоначально полностью еврейской сектой, отделились и отмежевались от евреев в час их поражения.

Главная христианская община Рима была основана Павлом (Деян., 28, 26–30), так что Павлово истолкование смерти Иисуса как собственного жертвоприношения уже было там в ходу. Сам Павел своей доктриной христологии отделил Иисуса от политических проблем Иудеи и «одуховнил» его до такой степени, что Иисус перестал выглядеть революционером.

Можно было бы подумать, что для римской христианской общины было вполне возможно целиком опереться на учение Павла и выбросить как балласт Евангелие, происходившее из Иерусалимской церкви и рисовавшее Иисуса как человека, учившего и действовавшего в еврейской среде и обстановке.

Однако это не было возможно из-за того, что Иерусалимская церковь и ее назарейское Евангелие все еще обладали слишком большим авторитетом, чтобы просто списать их со счета. Поэтому потребовалось заново переписать Евангелие и придать ему характер, созвучный Павловой христологии. В обстоятельствах того времени это, к сожалению, означало придать ему антиеврейский перекос, антиеврейскую тенденцию.

Ибо Евангелие рисовало Иисуса как мятежника против Рима, как человека, который был убит за то, что бросил вызов властям. Так как Иисус стал теперь «духовной» фигурой, не интересовавшейся земной политикой, вызов его должен был быть брошен «духовной власти». То, что он был евреем, погибшим на кресте подобно многим тысячам еврейских мятежников в ходе Иудейской войны, было обстоятельством весьма животрепещущим, но также и причиняющим значительные неудобства. Развив форму христианства, оторванную от еврейской истории и еврейских национальных чаяний, римская церковь никоим образом не желала быть подвергнутой поношению, которому подверглась еврейская община. И новая форма христианства была нереволюционной, для ее приверженцев было вполне возможно жить в мире со своими соседями-римлянами, поскольку Царство Божие более не располагалось на земле, а находилось в некой занебесной области.

Павел ясно велел им не быть революционерами. «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же от Бога установлены» (Рим., 13, 1). В любом случае у них не было того мотива для революции, какой имели евреи: хотя многие из них принадлежали к классу угнетенных, но не жили в оккупированной стране под пятой завоевателей.

И все же эти христиане были на виду. И все же, несмотря на их антиреволюционную позицию, их путали с мятежными евреями только по одному тому, что бог, которому они поклонялись, был евреем, и к тому же распятым за мятеж. Где же было решение этой злополучной проблемы?

Оно должно было напрашиваться с ясностью прямо-таки ослепительной и казавшейся им богоданной. Оно состояло в том, что Иисус боролся не против римлян, а против евреев! Они получили Евангелие от иерусалимских иудео-христиан. Но это Евангелие казалось им теперь искаженным, проеврейски пристрастным. Да, оно наверняка было искажено, иначе просто быть не могло, и теперь на их долю выпало исправить его и восстановить факты такими, какими они должны быть! В подобном умонастроении (что не непременно предполагает сознательное изготовление фальшивки) Марк и сел писать свою «отредактированную» версию Евангелия.

Современная школа изучения и критики Евангелий придает особо большое значение тому, что называется «вписыванием в жизнь» Евангелий (их связи с окружающей обстановкой). В этом она ищет объяснения их формы и развития. Но, за несколькими заслуживающими уважения исключениями, ученые этой школы игнорировали главную черту, причем буквально бросающуюся в глаза: тот факт, что Евангелие от Марка написано среди потрясений и великих бедствий, обрушившихся на евреев в 70 г. н. э., когда всем евреям и всем, кто как-то был с ними связан, пришлось взвесить свое положение и весьма тщательно определить, чему и кому они верны. Эллинистические прозелиты, люди, недавно обращенные из язычества в христианство, к которым принадлежал и сам Марк, были выходцами из среды, в которой пышным цветом цвел антисемитизм. Выбрать свое место и свой тон для них никакой трудности не представляло. Поэтому важным назначением Евангелий было дать для христиан ориентир в обстановке, сложившейся после 70 г. н. э., дать им возможность говорить: «Мы не евреи. Да и сам Иисус на самом деле не был евреем, если не считать случайности рождения. Иисус был верен Риму, и мы тоже верны Риму».