унижении, когда тебя вроде целуют в щеку, а на самом деле просто принюхиваются, пил ли ты.

В конце раздались аплодисменты — это традиция. Были пациенты, которые плакали. Были те, кто подошел в конце и поблагодарил. Были те, кто записался в лист для семинаров. Были и те, кто ушел раньше окончания доклада.

Я стояла в луже пота — это не преувеличение, не метафора. Несмотря на открытые окна, через которые попадал свежий, но горячий воздух, я так и не смогла расслабиться. Я была напряжена все 60 минут.

Тогда я подумала, что мне уже ничего не страшно и я могу выжить в любой теме. Пока через несколько лет не погиб пациент. Он ехал на велике из клиники в соседний городок. Обычная дорога в две полосы. Его захватило вихрем под грузовик. Он скончался на месте. За неделю до выписки из клиники. Ему было 55 лет. Не возраст для смерти.

По пятницам в клинике было собрание, представляли новых пациентов, прощались со старыми, обсуждали важные темы недели, касающиеся всех. В зале сидели все 20 терапевтов, медсестры и медбратья и все пациенты. Регламент всегда один. Только в ту пятницу было все иначе. Мы сидели в команде и обсуждали, что будет на собрании. Было понятно, что надо поговорить о смерти пациента и дать другим пространство это прожить. Собрание всегда ведет терапевт. Мы вносим себя в список в начале года. Чаще всего тот, кто дежурит в пятницу, и ведет собрание в этот день.

— Кто у нас сегодня дежурный? — слышу я вопрос.

— Я. Сегодня мое дежурство, — звучит мой и одновременно такой чужой голос.

— Отлично. Вы скажете речь в память о пациенте?

— Я не знаю, что говорить. Мне двадцать семь. У меня нет опыта такой речи в такой аудитории.

— Никто не знает, что говорить в таких случаях. Мы будем сидеть в первом ряду. Мы вас поддержим. Постарайтесь уложиться в 20–30 минут.

— Кто-то хочет меня заменить? — задаю я вопрос в пустоту, передо мной в кругу сидят 19 терапевтов. Я натыкаюсь на молчание: «Ирина, ты вытянула карту, твой ход».

— Госпожа Гиберманн, у вас не получится устраниться, но получится провести собрание.

Это были самые тяжелые, долгие и сложные 27 минут моей жизни. Главный терапевт действительно поддержала меня взглядом. Главврач тоже смотрел в глаза. Я чувствовала, что я не одна. Я говорила про смысл жизни и про цену абстинентности. Про боль потери и чувство утраты «одного из нас». Про вкус к жизни и непрогнозируемость событий, даже когда ты столько сделал верно. Даже когда ты боролся за себя. Про обретение и потерю себя. Про агрессию и несогласие с судьбой. Про смирение. Про молчание. Про единство.

После меня говорил приглашенный пастор. Я не знаю, какая миссия у него была и какие цели он преследовал. Но он ушел в сторону латентной суицидальности и объявил, что это был грех греховный — ехать без каски по шоссейной дороге на велике.

Так что все, что я сказала, было для меня лучше слов пастора. Вот тогда я поняла: если люди опытнее и старше меня, это еще ничего не значит. Ошибаются все.

Шесть камней

Есть шесть камней преткновения на пути к достижению целей. Цели могут быть глобальными и локальными: выйти замуж, получить новую должность, справиться с расстройством пищевого поведения, стать другим, измениться и выйти на новый уровень.

Я рассказываю пациентам об этом в групповой и личной терапии и хочу поделиться с вами на страницах этой книги.

Первый камень — «Я сделаю это последний раз». И дальше по списку: поем на ночь, пересплю не по любви, продам себя ниже своей цены, напьюсь в хлам, откажусь от мечты, предам себя. Все это сводится к тому, что процесс эмоционального прощания со старым (состоянием, моделью поведения, защитным механизмом) не произошел вовсе или не завершился.

В этом случае решением будет письмо самому себе и своему жиру, весу, наркотику, привычке. Начинаться оно может как угодно, смысл в том, что это и прощальное, и любовное, и благодарственное письмо одновременно.

Привет, мой дорогой жир, алкоголь, низкая самооценка…

Спасибо, что все эти годы был со мной, защищал меня от душевной близости, причиняющей боль, помогал терпеть неудачи, не позволяя почувствовать страдание, сглаживал мои разочарования другими и собой… Я ненавижу тебя за то, что ты своей помощью делал меня бессильным и слабым, подкупал своей доступностью и легкостью, забирая самое ценное — мои цельность и свободу. Ты лишал меня глубоких отношений, из-за тебя я выбирал не свой уровень в работе, жизни, мечтах, взаимодействии с другими. Я слишком дорого заплатил за то, что однажды продал себе же самому иллюзию, что с твоим присутствием рядом мне будет лучше. Я расторгаю наш договор. Я выбираю жизнь без тебя, без твоей псевдоподдержки и блефа, без притворства и масок. Я выбираю себя настоящего. Я знаю, что могу быть сильным, умею показывать слабость, могу просить о помощи, умею начинать, продолжать и заканчивать отношения. В этом я могу полагаться на себя, доверяю моей интуиции и чутью. Тебе тут нет места. Я прощаюсь с тобой, выгоняю тебя из моей жизни.

Лучше всего, если это письмо будет написано от руки. Без цензуры и фильтра. Как чувствуется и как хочется сказать. Без витиеватости и притворства. А еще лучше — если вам кто-то прочтет ваше же письмо вслух. Это даст возможность дистанцироваться от текста и прочувствовать того себя, который написал эти слова.

Второй камень — зависть.

Третий — ревность.

Четвертый — чувства вины и стыда.

Пятый — отсутствие легальной системы вознаграждения.

Шестой — гордость и гордыня.

«Я сделаю это в последний раз»

Как-то на групповой психотерапии в онлайн-формате одна моя пациентка молчала всю сессию. Точнее, она не произнесла ни слова, но посылала все время куда более громкие знаки, которые невозможно было не заметить.

За 15 минут до конца группы я на финальном круге спросила, хочет ли еще кто-то что-то добавить о том, что берет с собой. Может, тот, кто сегодня еще ничего не сказал? Я имела в виду ее, это было приглашение к разговору. Пациентка приняла его, включила микрофон.

— Да, я хочу сказать. Я сегодня ничего не поняла на группе и не взяла для себя сегодня ничего ценного. Я всегда стараюсь взять по максимуму, ну, или хотя бы