Тут Славка был прав — с чиновниками из администрации Турецкий старался и не «дружить», и не спорить. Ему вполне хватало положительной реакции Самого. И критикам приходилось поневоле себя сдерживать.

В центральной гостинице, носившей имя города, Турецкого поселили в большом номере, даже вопреки его согласию. Александр Борисович сказал, что во время напряженной работы любит тишину и одиночество, и ему не нужен стадион.

— Но ведь вы же не один, вы с целой бригадой прибыли к нам, — парировала похожая на воблу администраторша с некрасивой улыбкой и тусклым рыбьим взглядом. — У вас много помощников, они будут к вам постоянно ходить, советоваться. Да у меня и указание такое — выделить руководителю лучший номер.

— А от кого указание, если не секрет?

— От Алексея Петровича, конечно. А что им сказано, то обсуждению у нас не подлежит.

— Это вы такие послушные? — Турецкий усмехнулся и увидел, как «вобла» приняла его вопрос едва ли не как оскорбление для себя.

— У Алексея Петровича не может быть неправильных указаний. Мы все его глубоко уважаем.

Надо же, она учила его правилам поведения! А может, так у них тут положено?

Грязнов, видя, что с ними вопрос уже решен на «местном верху» и особенно церемониться не будут, в свою очередь потребовал и для себя тоже одиночный просторный номер. Как генерал. Старшего опера Галю Романову поселили в небольшом и уютном одноместном, а оба Владимира — Поремский и Яковлев — устроились в двухместном — с просторной прихожей, спальней и гостиной — так им было, видишь ли, удобнее размышлять.

Вячеслав Иванович, зная по опыту да и из информации Гордеева, которую передал ему Александр, о том, что разговоры в гостинице могут прослушиваться, прошел по всем номерам с небольшим чемоданчиком, который он одолжил у племянника Дениса, проверил помещения на присутствие «посторонней техники» и успокоился — все было в порядке, прослушивающие устройства работали везде. Небольшой аппарат, в просторечии именуемый «акулой», подавал устойчивые сигналы. Из этого вывод — в номерах ни о чем не болтать!

Поремский, кинув свою сумку, по указанию Турецкого отправился в областную прокуратуру, чтобы выбить для группы рабочий кабинет со всеми возможными телефонами и сейфом.

Галя с Яковлевым решили немного познакомиться с городом, хотя бы с его центром, чтобы потом проще было ориентироваться.

Грязнов захотел немного передохнуть после почти четырехчасовой поездки на машине и обследования номеров.

Ну а Турецкий с ходу, по совету Грязнова, отправился наносить «визиты». И первым был визит к губернатору.

Вообще-то они прибыли в город на двух машинах — синем «пежо» Турецкого и «девятке» Поремского. Но собственные машины решили оставить исключительно для личных нужд. Раз местные власти настаивали на самом активном расследовании, так пусть они же и обеспечивают группу соответствующим транспортом. Этот вопрос тоже следовало поднять во время беседы с губернатором…

Алексей Петрович Рыжаков старательно, так поначалу показалось Александру Борисовичу, демонстрировал свою глубокую озабоченность, вплоть до потери контроля над собой. Этот крупный и неповоротливый мужик с бульдожьим лицом сильно дрожащей рукой со скомканным в ней носовым платком поминутно вытирал мокрое от пота лицо. А между тем в его кабинете было совсем не жарко, да ко всему прочему громко шелестел работающий кондиционер, распространявший ледяные струйки воздуха. После уличной жары было даже немного холодновато. А он — потел! По какой причине?

Между тем губернатор рассказывал, слегка придыхая и осторожно откашливаясь, о том ужасе, который испытал он сам — да что там он, весь город! — когда рано утром в субботу ему доложили о ночных происшествиях, а уже днем местное телевидение сообщило о смерти троих известнейших в городе людей. Тогда совершенно невероятные слухи поползли по городу.

— Ну уж, — не поверил Турецкий, — прямо так и ужас? Удивились… изумились… в это я еще как-то поверю. И то, полагаю, далеко не все. А уж те, кто совершили данные преступления, подобных чувств наверняка не испытывали. Вы кого-то подозреваете? Криминальную среду?

— Криминалитет? — переспросил губернатор и задумался — так, будто такая простая мысль была им осознана впервые. — Вообще-то я не думал, но если вы так ставите вопрос, то… пожалуй. А что, вы намерены копать именно в этом направлении?

— Я еще нигде не намерен копать, это не по моей части, есть землекопы. А вот постараться найти тех, кто мог быть крайне недоволен действиями перечисленных вами лиц, для каждого из которых была, как я слышал, избрана своя, персональная казнь, — это задача посерьезнее. Так кто мог быть таким недовольным? Я облегчу вам вопрос. Обычно судьям и адвокатам стараются отомстить преступники, которые получили определенные сроки. Адвокату — за то, что не смог отстоять своего подзащитного, а судьям — за суровые приговоры. Вот нам и придется поднять судебные дела последнего времени и посмотреть, кто может оказаться заинтересованным в убийстве своих, скажем так, личных врагов.

— Да-да, наверное, вы правы, Александр Борисович, — поспешил заверить губернатор и снова промокнул большим, словно полотенце, носовым платком крупный свой лоб, покрытый капельками пота. — Но только я думаю, да я почти уверен, что в нашем городе появились люди, которым не нравятся не только работники суда, а всякая власть вообще. Вот бы где вам посмотреть.

— Вы опасаетесь, что их планы могут распространиться и на вас? Извините за такую постановку вопроса. Что вы тоже можете стать жертвой неизвестных преступников? — удивился Турецкий. — Помилуйте, но вас-то за что? Или, по-вашему, у них найдутся причины и… поводы?

— Ну это уж вы слишком!

— Я тоже думаю, что слишком, поэтому не будем заострять тему до такой степени. Уголовные дела по поводу названных убийств уже, я полагаю, возбуждены? Следствие по ним проводится?

— С этим вам надо бы обратиться к Фатееву, нашему областному прокурору. Думаю, да, ну конечно, а как же иначе? И потом, меня все время не отпускает такая мысль, Александр Борисович, — почти доверительным тоном заговорил этот задыхающийся то ли от волнения, то ли от страха, черт его знает, человек. — Я все думаю, как же так — троих и почти одновременно? И пришел к выводу, что вряд ли эти убийства связаны с каким-нибудь так называемым общественным протестом, на который вы уже намекнули. Может быть, стоит рассмотреть, как у вас говорят, другую версию?

— Это какую же?

— Ну возможно, это следствие личной мести за какие-нибудь, извините, обычные, человеческие грехи. Вот, скажем, всем было известно… ну многим, что районный судья Самохвалов был большим… э-э, любителем женского пола. Так может, кто-то его приревновал?

— А Савенко — он тоже по этой части ходок?

— Нет, ну что вы… однако, кто может знать все глубины человеческой души? Или вот взять того же Роберта Васильчикова. Ведь он всегда представлялся мне открытым, честнейшей души человеком! Щедрый, друзей любил, веселые компании. Но может быть, кто-то завидовал его публичному, общественному успеху? Или у него было что-то такое, о чем я не знал…