Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Некто Ерема. Насколько я понял, вы с ним давно знакомы. Странное имя, да? Я все считал, что мои родители изуверы, а оказалось, что нет, мои еще ничего.
Зимин помолчал несколько секунд.
— Да, имя забавное, да и его владелец, поверь мне, тоже в высшей степени презанятнейший тип. Стало быть, пообщался ты с ним?
— Не без этого, — не стал скрывать я. — Чаю попили, он Вике сладостей восточных подарил здоровенную коробку.
— Да, по сладкому он всегда был не промах, — хмыкнул Зимин. — Ты где, дома?
— Уже да, но машину еще не отпускал.
— Вот и молодец, я тебя много за что ценю, но в первую очередь — за сметливость. Дороги сейчас пустые, доедешь до меня быстро.
— Сейчас, я только Вику предупрежу, по телефону это как-то…
— Я сам ее предупрежу, — перебил меня Зимин. — Думаю, что в этом случае все семейные грозы точно тебя обойдут стороной. Не теряй времени, в дорогу.
В ночи и в комплекте с осенним, затянутым тучами и беззвездным небом здание «Радеона» выглядело как средневековая крепость — мрачно, внушительно и неприступно.
— Харитон Юрьевич, — как только я вошел в двери, ко мне подошла одна из девочек в форме корпорации, — вас ожидают.
Черт, за последние две недели по имени-отчеству меня назвали чаще, чем за всю мою предыдущую жизнь. Вика права, надо начинать ощущать себя именно Харитоном Юрьевичем, начальником, главным редактором и хоть сколько-то весомой персоной, а не бедокуром и весельчаком Кифом, который всегда был не прочь согрешить с непритязательными симпатяшками из отдела писем и раздавить бутылочку с бухариками из спортивной редакции. Даже не то что надо, а просто пора, чай, не мальчик уже. К тому же, как ни странно, мне это начинало нравиться. Приятно ощущать себя вершителем судеб, есть в этом какая-то сладостная отрава.
— Киф, бродяга! Какие дела, старый? — У лифта я столкнулся с Валяевым, который меня по-братски обнял и даже трогательно зашмыгал носом, а после скривился: — Фу, ты что пил, какую дрянь?
— Самопляс, — хмуро ответил ему я. — Причем отвратительной очистки.
— Макс! — заорал Валяев. — Ма-а-акс! Ты что, ему совсем денег не платишь?
— С чего ты взял? — Из своей приемной выглянул Зимин. — Привет, Киф. Чего он так разорался?
— Он спотыкач пьет, причем омерзительный. Фу-у-у… — наябедничал Валяев.
Я, офигевая от этого полуночного шапито, поднял глаза к потолку. Рядом стояла девушка с глазами размером с чайные блюдца. Видимо, она такое тоже до этого не наблюдала.
— Киф, что ты там встал, давай заходи. — Зимин распахнул дверь и тоже сморщил лицо. — И впрямь, от тебя как от винокурни разит.
— Вот я и говорю — мало ты ему платишь, коли он такую сивуху пьет, — продолжил свою мысль Валяев.
— А может, он скряга? — предположил Зимин. — Может, он рачителен и бережлив?
— Это не повод гробить свое здоровье, употребляя напитки столь сомнительного качества, — парировал Валяев. — Даже эти жлобы шотландцы не делали столь паршивых напитков, хотя и экономили на всем!
— Шотландский виски — один из лучших, — удивился я, прикрыв рот рукой.
— Это сейчас, — бросил мне Валяев. — Знал бы ты, какую дрянь они гнали лет триста-четыреста назад, ну по крайней мере, судя по романам сэра Вальтера, это было то еще пойло. Хотя полагаю, что и оно при всей своей вонючести уступало тому, что ты сегодня пил. Он не скряга, он дилетант в области выпивки!
— Возможно, мы не все знаем, — не сдавался Зимин. — Возможно, его вынудили пить эту бурду!
— Барышня, а можно мне кофе и пару бутербродов с чем-нибудь? — тихонько попросил я застывшую соляной скульптурой девушку.
Та кивнула, неотрывно наблюдая за разгорающейся дискуссией.
— И мне кофе, пожалуйста. А бутербродов не надо, — раздался за спиной голос Азова.
Я повернулся и увидел безопасника «Радеона» в довольно необычном виде — он был без галстука.
— Что? — уставился он на меня, а после опустил глаза вниз, на свою грудь. — Я уже домой приехал, когда меня вызвонили.
— Да ничего, — пожал плечами я. — Здрасте, Илья Павлович.
— Добрый вечер, Киф. Самопал пил? Ты этим делом не увлекайся, печень посадишь только так. Там сивушных масел много.
«Убью Шелестову, прямо завтра, — решил я про себя. — Крайний срок — на следующей неделе».
— Я пойду? — пискнула девушка.
— Про кофе не забудьте, — строго глянул на нее Азов. — И бутерброды для нашего юного друга несите.
Тем временем Зимин и Валяев сошлись на том, что я не скряга, но скуповат и еще крайне неразборчив в спиртных напитках.
— Ведь так? — одновременно спросили они, повернувшись ко мне.
Я открыл рот и поймал взгляд Азова, в котором прочел немой приказ: «Соглашайся!»
— Именно так оно и есть на самом деле, — выпалил я, и довольные Зимин и Валяев прошли в приемную, следом за ними двинулись и мы с Азовым.
— Я собрал вас, господа, для того, чтобы вы прослушали преинтереснейшее сообщение, — произнес Зимин, дождавшись того момента, пока мы все рассядемся, сам же он предпочел остаться на ногах.
— И какое же? — недовольно спросил Валяев. — Чего ради я не доехал до одной аппетитнейшей блондинки?
— Я вообще уже дома был, — негромко добавил свои пять копеек в копилку Азов. — И собирался ужинать.
Я промолчал, мои слова были дальше.
— Киф, друг мой, напомни, кто там мне привет пару часов назад передал? — ангельским голосом спросил у меня Зимин.
— Ерема, — подал голос я. — Фамилию не знаю. Невысокий, моих лет, смешливый…
— Имеет небольшой шрам над левой бровью, — продолжил Азов. — Вид приятный, располагающий к себе…
— И непогашенный долг передо мной с да-а-авних времен, — оскалился Валяев. — Стало быть, нынче он у нас Ерема? Ну пусть будет Ерема.
— Ну шрам я не разглядел, да и не сильно вглядывался.
Меня впечатлило очередное преображение за один вечер. Сначала Вика показала свое второе (а может, и первое лицо), да еще и проявила мудрость, мной вообще от нее не ожидаемую…
Хотя что значит не ожидаемую? Разговоры о женской глупости — это изобретение мужчин. Нам, мужчинам, с самого начала, с тех пор, как мы стали проживать с женщинами в одних пещерах, не очень-то нравилось проявление женского ума. В конце концов, я ей мамонта убиваю, разделываю и таскаю, я пещеру охраняю, я огонь добыл, а она еще умничать будет! Так оно и шло, век за веком… Слишком умных женщин обезглавливали на плахах (в основном — венценосных персон, кто породовитей), жгли на кострах с воплями: «Да она ведьма», забивали камнями, изгоняли из городов, топили… Да мало ли хороших средств заставить женщин скрывать свой ум? Чуть повеселее слабому полу стало в двадцатом веке, но тут пришла другая беда — стал мельчать мужик. А любой, даже очень сильной женщине, все-таки иногда надо чувствовать себя слабой. И вот все началось сначала — умные женщины снова стараются казаться глупыми.