— Когда-то, — сказала она, — я пришла сюда за твоей жизнью. Стараясь отнять ее, я отдала свою прежнюю жизнь. Всю, без остатка. Теперь ты просишь у меня своей жизни. Я могу сохранить ее сейчас, если ты отдашь ее мне потом.

— Зачем тебе моя жизнь? Ты хочешь убить меня? Зачем?

— Это мое дело. Я уже заплатила за твою жизнь очень много, ты не представляешь, сколько. И предлагаю еще больше.

— Я заплачу, — прохрипел Алтан, — много денег, много!

— Если ты согласишься, — сказала Есуй, — мы их остановим. Если нет, умрешь и ты, и твоя девка.

— Не только, — сказал Юс шепотом, чувствуя, как медленно, вязко продавливаются сквозь густеющий воздух слова. — Женщина, ты и такие, как ты, уже отняли мою жизнь. Чего ты хочешь?

— Юс, не надо! — вдруг крикнула Оля. — Пожалуйста, не надо!

— Даже если ты убьешь меня, мои люди расстреляют и тебя, и твою девку, — сказала Есуй. — Зачем нам убивать друг друга? Скоро здесь будет достаточно желающих нашей смерти. Пообещай, что вернешься ко мне, и я остановлю их. И спасу вас.

— Как он вернется? Он нам должен, — сказал Шавер. — Он Рахиму кровник.

— Кровник? Хорошо. Я уважаю долг крови. Пускай вернется ко мне, выплатив свои долги вам. Если он согласен вернуться ко мне, пусть поклянется. Кровью. Перед нами всеми. Возьми, — она протянула ему короткий, с широким лезвием, нож.

Где-то внизу заржал конь. Юс вздрогнул. Взял нож за лезвие, резко потянул на себя. По руке вниз, до локтя, побежали горячие капли. Сорвались с ладони на камень под ногами, на растоптанный кустик полыни.

— Я клянусь, — тихо сказал Юс. — Кровью своей клянусь вернуться.

Вокруг было очень тихо. Юс увидел, что все смотрят на его сочащуюся кровью ладонь.

— Я слышала тебя, — сказала Есуй.

И, вторя ей, отозвался Шавер, глядящий на Юса с ужасом и жалостью:

— Я тебя слышал!

Есуй улыбнулась. Повернувшись к своим людям, выкрикнула несколько киргизских слов. Те засмеялись.

А потом хлестнула Алтан-бия камчой по лицу.

Сапар-бий очень удивился, когда Есуй заговорила. Когда вернулись на стойбище после ночной заварухи с караваном и непрошеными гостями, повстречав по пути странного туриста в сопровождении четырех вооруженных людей, Нина сказала: «Мой господин, если ты хочешь стать хозяином в долине, дай мне людей».

— Ты можешь говорить? — спросил изумленный Сапар.

— Мне… трудно, — сказала Нина. Ей на самом деле было трудно. Слова казались ей продавливающей через горло вязкой, медленной блевотиной.

— Каких людей? Почему? — спросил Сапар.

— Люди, которых ты видел… они убийцы. Я знаю одного. Туриста. Он убийца. Они убьют Алтана. Ты можешь взять его землю.

— Откуда ты знаешь этого туриста?

— Знаю, — сказала Нина, поморщившись. — Ты дашь людей?

— Почему не я сам? — спросил Сапар. — Почему женщине вести моих людей?

— Мой господин, ты — побратим с ним. Я ему никто. Тебя не будут винить.

Сапар глядел в ее золотистые, холодные глаза и думал про немногие годы, прожитые в мире, про людей, которым смог дать защиту и пищу, про зыбкое спокойствие долины, которое можно взорвать одним движением, одним словом. Про смерти, и новый груз крови и мести, про больную опием и нищетой страну в низовьях, про несущие заразу караваны, пошедшие наконец сквозь его земли. А в ее глазах увидел себя — ханом на белой кошме, а вокруг — тысячи ловящих каждое его слово людей, сотни юрт и машин, и бунчужное знамя на алайском ветру.

— Хорошо, я дам тебе людей и прикажу им слушаться тебя. Не погуби их, — сказал Сапар-бий. — Только скажи мне: кто ты? Как тебя зовут? Откуда ты?

— Я — твоя Есуй. И все. Я твоя, мой господин.

Они выехали до рассвета. Сапар знал, откуда пришли турист и его охрана и через какой перевал им проще всего было бы уходить. Сам он собрал всех мужчин, приказал вооружиться и быть готовыми. Нинин отряд же подошел под перевал, поднялся по дороге, потом по тропе и остался ждать, заняв удобную позицию на гребне, так, что тропа оттуда была видна почти до долины.

Нина не думала над тем, зачем ей понадобился Юс и что с ним делать. Она почти перестала думать так, как думала когда-то там, внизу. Уже истерлось то прошлое, истончилось, и не было его уже, как и прежних мыслей, и на место их укладывались слова чужого языка, и запах конского пота, и горы, сталь, рукоять камчи в ладони. Но оставались острова, камни, за которые цеплялось старое. Совсем немного, два или три. Пистолет в руке и посеревшее лицо Павла. И Юс. Есть души и люди, которых не вмещает мир, которым в мире тесно, и существование их — как заполнивший все вокруг запах, и его невозможно не заметить и невозможно бежать от него. Ее жизнь обвилась вокруг Юса, как повилика вокруг сорвавшегося камня. Зачем, почему — прояснится потом. Здесь смерть и жизнь — один день. Завтра от нас останутся только слова.

Их встретили около полудня. Первыми шли двое киргизов, один почему-то без оружия. Второй послушно отдал автомат, оба отошли за камни, присели на корточки, как велено. Следом за киргизами появились они, со связанным Алтан-бием на поводке.

Конечно же Юс не узнал ее. Прежняя Нина тоже не узнала бы Есуй. А она бесстыдно его рассматривала. Он стал шире в плечах, загорел. Лицо стало ровнее, равнодушнее. Жестче. Спокойнее. Волосы выгорели на солнце, стали почти соломенными. Как он стоит, расставив ноги, упершись в каменистую землю. От него веет силой. Он смотрит вокруг, будто ощупывает все — и людей, и камни, и видно — он убивал уже. Он как молодой хищник, только ощутивший свою силу.

И от него родится тайное тепло внизу живота. Он невысокий, но, наверное, тяжелый. Есуй улыбнулась себе. А кто это рядом с ним? Где он нашел эту, со шрамом? Откуда? Неужели успел за ночь в альплагере? … А она, хоть и со шрамом, и в бесформенном тряпье, — красивая. Тонкая, но, должно быть, сильная. Немножко похожа на Режабибби.

Она протянула ему нож, откованный из обломка старой афганской сабли, острый как бритва, а он положил на него ладонь и, не поморщившись, глядя ей прямо в глаза, потянул к себе, и глухо застучали о камень капли. Он поклялся вернуться к ней. Все видели это и слышали все. Она позволила ему уйти. Сказала Алтан-бию: «Какая встреча! » — будто только его заметила. И, повернувшись к своим людям, крикнула: «К нам знатные гости! » Те засмеялись, глядя на Алтан-бия в заляпанном кровью и чернилами измятом костюме, со скрученными за спиной руками, привязанного как пес за веревку, И ничего в нем не осталось сильного, и лицо у него было песье, испуганное, заискивающее. Сапар дал тех своих людей, у кого с Алтаном была кровь. Здесь Алтан мог предлагать кому угодно какие угодно деньги — не помогло бы.

А потом она хлестнула Алтана камчой по лицу. Обратной дороги теперь не было. Человек, державший веревку, угрюмый, высокий памирец, сказал, будто выплюнул: «Не бей его. Он мой! »