Так они довольно долго шли молча, пока, наконец, Тони не попросил ровным голосом:

— Ты мне пиши.

— Конечно, — легко согласилась Агата.

В их школе вообще было принято переписываться. И они постоянно отправляли письма тем из выпускников, кто уехал в другие города или даже страны и скучал по школе. Да и одноклассницы Агаты летом тоже отправляли друг другу пространные письма о том, как проходят их каникулы. В этом была какая-то особенная прелесть, и иногда Агата ловила себя на том, что её так и тянет начать письмо к Нюре как-нибудь по-толстовски, например: «Ma chere amie Annette! Je t'ecris, assis sur la veranda de notre maison de campagne et regardant grand-mere nourrir les poulets» («Моя дорогая подруга Аннет! Пишу тебе, сидя на веранде нашего дома и глядя, как бабушка кормит кур»).

Писать и получать письма ей очень нравилось, поэтому и на просьбу Тони она откликнулась с готовностью. Тот посмотрел на неё долгим взглядом, видимо, уловив эту лёгкость, и вдруг взял Агату за локоть и приглушённо сказал:

— Моя мама работает в первом отделе МГУ. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — честно призналась Агата. — То есть что такое МГУ знаю, конечно. А чем занимается первый отдел?

— Они работают с КГБ, ведут секретное делопроизводство, отвечают за сохранность секретных документов, — зачем-то бросая по сторонам быстрые взгляды, объяснил Тони.

Агате, которая читала газеты и знала, что всесильный Комитет уже далеко не тот, что раньше, стало смешно. Но она деликатно подавила улыбку и только поинтересовалась:

— А разве он ещё есть?

— Конечно, есть, — усмехнулся Антон с видом умудрённого жизнью старца. — Называется по-другому, но смысл-то тот же.

— И что? — Агате всё ещё казалось, что Тони играет в какую-то игру.

— И то, что моя мама — проверенный человек. А в армии комитетчики нередко вербуют людей. Могут обратиться и ко мне, зная, чей я сын… Тем более, что я учусь… учился на психфаке… Они могут проверять мою почту, чтобы убедиться в благонадёжности. А я даже не смогу тебя предупредить…

— Я обещаю, что не буду писать ничего такого, что может заинтересовать комитетчиков. Честное слово, — улыбнулась Агата. — И вообще, что я могу знать? Мои родители уже ушли с оборонки. Да и не рассказывали они мне никогда ничего такого. А сама я очень далека от каких-либо тайн. Ну, разве что кроме девичьих. Но они вряд ли интересны спецслужбам. Так что не волнуйся.

— Ты не понимаешь всей серьёзности, — строго посмотрел на неё Тони.

— Да нет, — поспешила успокоить его Агата, который было хорошо от того, что весна уже совсем набрала силу и всё больше напоминала о близком лете. А ведь летом она поедет на дачу и, может быть, увидит там Никиту. Поэтому весне она радовалась, словно та была её союзницей. — Я всё понимаю.

— А раз понимаешь, то нам нужно договориться о каком-то условном слове, которое я вставлю в письмо, если меня станут вербовать…. — Антон задумался. Агата молча шла рядом и не торопила его. — Идея! Я тебе напишу что-нибудь про кегельбан.

— Я с трудом представляю себе, как в наше время в письме можно написать про кегельбан, чтобы это выглядело естественным и не привлекало внимания, — фыркнула Агата.

— Ничего, я придумаю, как это обыграть. И вот если ты получишь от меня письмо с кегельбаном, то знай, что общаться со мной нужно очень осторожно.

— Хорошо, — Агата изо всех сил старалась не показать, как забавляет её странная обеспокоенность Антона. — Не волнуйся.

Тот вроде бы успокоился и спросил:

— Ты придёшь ко мне на проводы?

— Прости, но я не могу. Мои родители не поймут. Мне шестнадцать лет, и, в их понимании, мне рано ходить на такие мероприятия.

— Как же они отпустили тебя в нашу школу? Нравы-то у нас вполне в духе времени, вольные…

Агате показалось, что Антон был раздражён. Но она, привыкшая к строгому воспитанию, легко отозвалась:

— Я в школу хожу учиться. А родители меня хорошо знают и доверяют мне.

— Какое-то у них избирательное доверие. В школу можно, а на вечеринку нет. Странно и недальновидно. Можно выйти мусор выносить и вернуться беременной.

Агата от неожиданности не сдержала изумления: раньше Антон никогда не обсуждал с ней подобных тем.

— Что ты на меня так удивлённо смотришь? — в голосе Антона послышалась горечь. — Неужели ты никогда ни о чём подобном не думала? Что всё ещё играешь в куклы с младшей сестрой, а о жизни ничего не знаешь?

Агате показалось, что он смотрит на неё испытующе, и она, тут же вспомнив о Никите, залилась краской. Не так давно она поймала себя на том, что её мысли о соседе изменились. Если раньше Агата просто издалека обожала его, довольствуясь редкими встречами и частыми воспоминаниями о них, то теперь это были уже не вполне невинные мечты. Всё чаще ей хотелось притронуться к нему, ощутить тепло и запах его кожи, запустить пальцы в волосы. Мысли эти она усиленно гнала от себя.

Но потом в утренней полудремоте ей вдруг приснился сон, в котором они с Никитой шли по улице и держали за руку ребёнка. Кто это был, мальчик или девочка, Агата то ли не знала, то ли не помнила. Зато она прекрасно помнила, какими глазами смотрел во сне Никита на неё и на малыша, который вприпрыжку шёл между ними, то и дело поджимая ножки и повисая на их руках.

Проснувшись после этого сна, Агата ощутила, как налитое незнакомой тяжестью тело захлестнуло жаркой волной. Больше всего в тот момент взрослеющей Агате хотелось бы когда-нибудь родить Никите ребёнка. И понимание того, откуда берутся дети, заставило её покраснеть и задохнуться тогда, после сна, и сейчас, при воспоминании о том, первом в её жизни подобном ощущении. Она не знала, как вернуть их разговор с Антоном в безопасное русло, и растерялась. Но тут Тони окликнула какая-то знакомая девушка. Агата вежливо поздоровалась и отошла: она не любила присутствовать при чужих разговорах.

В первый тёплый вечер после промозглой дождливой недели, когда казалось, что апрель успешно притворяется промозглым октябрём, на улицы их района высыпали семьи с детьми. И мимо Агаты, ожидающей Антона, то и дело пробегали мальчишки и девчонки, кто-то прыгал в резиночку, как в её детстве, звенели голоса. И, любуясь этим радостным весенним озорством детей, так похожим на птичье послезимнее оживление, Агата не спеша шла по улице, всё дальше и дальше уходя от Тони и даже забыв о нём. Все мысли её были о Никите.

— Давненько я за девушками не бегал, — догнал её запыхавшийся Антон. — Тебе не понравилось, что я разговаривал с Ингой?

— Нет, почему же? — искренне удивилась Агата. — Просто не хотела мешать.

— Ты не сердись на меня, что я такой разговор завёл про твоих родителей. — Теперь Антон говорил привычно легко. От раздражения не осталось и следа. — Просто я понимаю, что не увижу тебя полтора года. Вот и хочу как можно больше общаться сейчас, пока ещё есть возможность. И расстраиваюсь, когда нам мешают.