Озябшего, одеревеневшего Вовку вывели из сарая.

У дверей стояла большая грузовая машина. Вовку и Лену посадили в кабину.

Загудел мотор. Затряслось и подпрыгнуло сиденье.

Машина шла по каким-то тёмным улицам, то и дело поворачивая, проваливаясь, с рёвом вылезая из невидимых рытвин.

Наконец она остановилась.

Все вышли.

На краю дороги стоял маленький домик. Борис Павлович поднялся на крыльцо и ключом отпер дверь.

— Входите! Сюда… Теперь сюда…

Вошли в тёмную комнату. Вспыхнул свет. В комнате стояла узкая железная кровать, в углу чернела круглая печка. Матрос присел перед ней на корточки и, распахнув дверцу, чиркнул спичкой. Весёлый огонь заметался по куче мелко нарубленных дров.

Внесли вещи и сразу же стали укладывать ребят.

Вовка лежал на кровати, смотрел, как за неплотно прикрытой дверцей пляшут красные огненные человечки, и думал о раскалённой внутри Земле и о вулкане.

— Мама, — пробормотал он, засыпая, — а что, если туда налить воды?

— Куда? — удивлённо спросила мама. Они с Фёдором дремали, сидя на табуретках в разных углах комнаты.

Вовке приснилась гора. Она была большая, зелёная. У неё был носик, как у чайника. Из носика шёл пар.

Первые дни

Четыре дня подряд лил дождь.

Плоские коричневые тучи обложили небо над городом. Немощёная глинистая улица, на которой стоял дом, вздулась и потекла рекой. Возле фонарных столбов заблестели маленькие озерца.

Каждое утро взрослые уходили на работу.

Первым уходил Борис Павлович. Он целовал Лену в лоб, говорил: «Так вы тут без нас не очень», поднимал капюшон чёрного плаща и удалялся.

Потом уходили мама и Фёдор. Фёдор надевал грубую брезентовую куртку, громыхая сапогами, шёл на крыльцо и там терпеливо ждал.

Мама одевалась долго. Вся её одежда скрипела. Скрипел блестящий прозрачный плащ, повизгивали резиновые сапожки, трещал при каждом повороте головы пластиковый с цветочками платок.

— В обеденный перерыв прибегу! — говорила мама и тоже исчезала.

Припав носами к окну, ребята смотрели им вслед. По улице вереницей плыли машины. Они плыли, как корабли, тесня «перед собой горы жёлтой воды. По мосткам, пригибаясь, торопливо трусили прохожие.

Дождь прекратился только на пятый день.

Проснувшись, Вовка увидел за стеклом ослепительно синее небо, голую, омытую дождём вершину горы, порт — блестящие крыши и причалы. 

Когда взрослые ушли, ребята вышли на крыльцо. Над лужами и канавами клубился розовый пар.

К обеду вокруг дома появились островки сухой земли.

Вовка и Лена вынесли на крыльцо Мурзика. Еж зафыркал, поднял узенькое рыльце, понюхал воздух и неожиданно, сбежав с крыльца, юркнул под дом.

— Ой! — сказала Лена. — Что же делать?

— Ждать.

Ежа не было целый час. Появился он на свет весь в опилках, паутине, отфыркиваясь, влез на крыльцо, вкатился в коридор, нашёл блюдце с водой и жадно стал пить. Напившись, деловито протопал обратно и снова скрылся под домом.

— Вот он и устроился, — сказала мама, когда Вовка рассказал ей о происшествии. — Не надо ему мешать, пусть так и живёт.

Вечер

Вечером пришёл Фёдор и стал прощаться.

— Дали место в общежитии, — объяснил он. — Заходите в гости.

— Зачем же? — сказала мама. — Лучше вы к нам.

— Каждый день заходите, — сказал Вовка.

Фёдор кивнул.

— А как… с тем делом? — спросила мама.

— Чуть не забыл! Сегодня ведь пришёл ответ. Всё устроилось. Будет так, как вы решили.

— Когда ждать?

— Дня через два… Ребятам-то скоро в школу!

— Да. Вместе пойдут, в один класс. Зимой, говорят, здесь много снега: в прошлом году так завалило, что от дома к дому прорывали траншеи. Люди идут на работу, и никого не видно.

— Это и в Иркутске бывало, — сказал Фёдор. — Ну, пока!..

Вернулся с работы Борис Павлович, вытер о коврик ноги, сел на табурет и весело сказал:

— Антонина Михайловна, поздравьте! От жены телеграмма: провалилась на экзамене. Выезжает. Ну, как?

— Провалилась? Великолепно! — сказала мама и засмеялась.

Борис Павлович предложил:

— Идёмте все, посидим на крылечке? Вечер-то какой хороший!

Вышли.

Стемнело. Внизу над недостроенным зданием у ворот порта вспыхнули лампы. Чёрные фигурки рабочих деловито копошились между стропил.

— Я очень благодарен за то, что вы смотрели эти дни за Леной, — сказал Борис Павлович. — Ведь вам было так трудно, вы тоже работаете… Скоро приедет жена. Не знаю, понравится ли ей здесь.

В тёмном небе проступили голубоватые звёзды.

— Пять лет подряд я читал в военной академии лекции о звёздах, — сказал Борис Павлович. — Смотрите, дети, на них. Каждая светит своим светом, у каждой есть имя. У некоторых, говорят, есть планеты, на планетах, может быть, люди. Ночью по звёздам корабли определяют своё место в море. Чтобы хорошо знать небо, штурман учится два года.

Вовка сидел запрокинув голову. Среди голубых колючих огоньков он заметил звезду, свет которой был красноват и спокоен. Сбоку от звезды мерцал ещё огонёк. Вовка прищурился до боли в глазах. Огонёк помутнел и раздался в ширину. По его розовой поверхности забегали чёрные пятнышки.

— А я вижу людей! — сказал Вовка.

— Где? — не понял Борис Павлович.

Вовка ткнул пальцем в сторону красноватой звезды.

— Хм! — удивился Борис Павлович. — И что же они там делают?

— Копошатся.

Мама засмеялась.

— А помните, — сказал Вовка, — вы обещали рассказать про морскую корову?

— Про какую корову?.. Ах да, действительно обещал. Ну, извольте!

Морские коровы

Это случилось двести лет тому назад.

От берегов Камчатки отошли и взяли курс на восток два корабля. Командовали ими Беринг и Чириков.

Долго плыли корабли, пока не показалась лесистая, изрезанная узкими заливами земля. Это была Америка. Моряки с удивлением рассматривали покрытые ледниками горы. Сошли на берег и снова удивились: здесь было много зверей и совсем мало людей.

Корабли плыли порознь. Была осень, туманная, с частыми бурями. Не доходя до Камчатки, корабль Беринга попал в шторм и был выброшен на камни безымянного острова.

Люди еле спаслись.

Построили землянки.

День за днём, не переставая, шли холодные дожди. Потом посыпал снег. Над голыми скалами завыл студёный ветер.

Голодные, теряющие силы моряки строили из обломков своего судна новый корабль.

Их капитан заболел. Всю ночь у дверей землянки, где лежал Беринг, хрипло лаяли полярные лисицы — песцы.