Затем, выстроив экскурсантов в шеренги по 3 или 4 человека, их проводили вокруг могил, не давая им останавливаться. Иногда при этом кто‑либо из немцев через переводчика «объяснял», что в ямах лежат «замученные большевиками польские офицеры».

Все допрошенные участники экскурсий в своих показаниях единодушно указывают на тот факт, что виденные ими трупы польских офицеров очень хорошо сохранились: сохранилась одежда, обувь, кожные покровы, волосы и проч. Поэтому, по их убеждению, трупы не могли находиться в земле тот длительный срок, о котором говорили немцы (3 года)…

Экскурсия, организованная немцами в Катынь, 1943 г.

Телефонистка Смоленского отделения связи Щедрова М. Г. на допросе 3 декабря 1943 года показала:

«Нас построили в ряд и повели к раскопанным ямам. Я осмотрела две ямы, причем немцы долго останавливаться не разрешали, а можно было смотреть трупы, проходя мимо ям. Трупы лежали в ямах рядами, на земле около ям и на стоявших недалеко от ям столах. Я обратила внимание на то, что трупы хорошо сохранились. Одежда на них была военная, шинели, сапоги или ботинки, которые также хорошо сохранились и имели довольно прочный вид. Пуговицы и пряжки от ремней были слегка поржавевшие, однако сохраняли блеск. У некоторых трупов руки были перевязаны веревкой, но какой, я рассмотреть не успела. После осмотра трупов у меня создалось твердое убеждение в том, что немцы сами расстреляли поляков и с целью опорочить Советскую власть и скрыть свои преступления начали демонстрировать «катынские раскопки»…

Зубков К. П., 1908 года рождения, на допросе 18 ноября 1943 года показал:

«Лежавшие около ям на земле трупы были частично раздеты, без шинелей, в гимнастерках, брюках и в обуви.

Одежда трупов, особенно шинели, сапоги и ремни были довольно хорошо сохранившимися, и даже местами серо‑зеленый цвет шинели был отчетливым. В отдельных случаях сапоги, голенища которых были в виде лакированных, сохраняли свой блеск. Металлические части одежды, пряжки ремней, пуговицы, крючки, шипы на ботинках, котелки и прочее имели не резко выраженную ржавчину и в некоторых случаях местами сохраняли блеск металла.

Веревки, которыми были связаны руки, сохранились хорошо, были витые, светло‑желтого цвета. Распустившийся конец одной из таких веревок давал повод считать, что веревка сделана из бумаги, по‑видимому, немецкого происхождения, так как бумажные веревки в Советском Союзе не делаются.

Ткани тела трупов, доступные осмотру, лица, шеи, рук имели преимущественно грязно‑зеленоватый цвет, в отдельных случаях грязно‑коричневый, но полного разрушения тканей гниением не было. В отдельных случаях были видны обнаженные сухожилия белесоватого цвета и части мышц. В ряде случаев в головах трупов в области затылка или лба были видны круглые отверстия, сходные с отверстиями пулевых ран, и в тех случаях гниение тканей было выражено сильнее.

Во время моего пребывания на раскопках на дне большой ямы работали люди по разборке и извлечению трупов. Для этого они применяли лопаты и другие инструменты, а также брали трупы руками, перетаскивая их за руки, за ноги и одежду с места на место. При этом они действовали довольно грубо и решительно, но ни в одном случае не приходилось наблюдать, чтобы трупы распадались или отрывались их отдельные части, это указывало на сохранность и прочность тканей тела и одежды. Учитывая все вышеизложенное, я пришел к выводу, что давность пребывания трупов в земле не три года, как это утверждали немцы, а значительно меньше. Зная, что в массовых могилах гниение протекает быстрее, чем в одиночных, и тем более без гробов, что одежда и металлические части в таких случаях тоже менее устойчивы, и сопоставляя «выставленный» немцами срок давности события – три года – с тем, что удалось обнаружить на месте раскопок, я пришел к выводу, что массовый расстрел был произведен около полутора лет тому назад и может относиться к периоду осени 1941 года или весны 1942 года.

В результате посещения раскопок я укрепил мое твердое убеждение, что совершенное массовое злодеяние – дело рук немцев.

Я делился своим мнением среди близких мне врачей, среди которых был врач Шепетков Леонид Александрович, проживавший в то время в г. Смоленске и работавший вместе со мной. Он высказывал свои суждения по этому поводу, которые совпадали с теми доводами, которые высказывал и я».

Аналогичные показания дали: житель дер[евни] Зорок Алексеев М. А., житель дер[евни] Новые Батеки Кривозерцев М. Г., дежурный по станции Гнездово Савватеев, гр[аждан]ка г. Смоленска Путина Е. А., врач 2‑й больницы г. Смоленска Сидорук Т. А., врач той же больницы Кесарев Т. А., житель г. Смоленска Бычков И. К., работник смоленского духового оркестра Трыкин М. И., учитель Смоленской школы Хацкевич С. В., сторож станции Смоленск Чумак А. С., жительница г. Смоленска Бондарева А. А., сотрудница Смоленского телеграфа Шмидре М. А., врач г. Смоленска Соболев А. В. и многие другие.

Для осмотра катынских могил немцы по специальному выбору привозили в Смоленск «экскурсантов» из всех оккупированных областей, в частности с Украины.

В г. Нежине Черниговской области УССР арестован один из участников такой экскурсии – Симоненко Д. С., 1913 года рождения, работавший некоторое время у немцев надзирателем в нежинской тюрьме.

На допросе Симоненко показал:

«В г. Смоленск я выезжал в качестве члена «украинской делегации», которая по заданию немецкого командования ездила для обозрения могил в Катынском лесу. После приезда в г. Смоленск мы сразу же были отвезены в дом пропаганды… В доме пропаганды нам отвели три комнаты для ночлега и организовали ужин с выпивкой… На второй день после завтрака, сопровождавшегося выпивкой, нас на грузовой машине повезли в Катынский лес…»

После того как в Катынском лесу «украинской делегации», и Симоненко в том числе, были показаны несколько трупов и в ящике под стеклом различные польские документы, их снова отвезли в Смоленск, устроили банкет с выпивкой, а затем отправили поездом в г. Нежин с предложением вести агитацию среди населения о том, что «большевики в 1940 году расстреляли 12 тысяч безоружных польских офицеров, а немецкое командование это дело вскрыло».

Для доказательства этого Симоненко была вручена пачка фотоснимков, на которых были засняты могилы в Катынском лесу, трупы, некоторые польские документы и проч.

По возвращении в Нежин всей «украинской делегации» опять был устроен банкет с обильной выпивкой.

Так, обрабатывая «делегатов» банкетами с вином, немцы пытались с их помощью заставить население оккупированных областей поверить в «большевистские зверства».

При этом немецкие пропагандисты, инструктируя своих помощников, почему‑то забывали рассказать им, кем же и при каких обстоятельствах были обнаружены трупы польских военнопленных. Чтобы ликвидировать этот пробел, мы приводим еще два документа.

Ковальский Роман. Поляк. Работал в мастерской хозяина, поляка Рудничного, до 5 апреля 1943 года. Во время облавы был задержан на улице Варшавы и, так как не имел трудовой книжки (потому что работал в частной мастерской поляка), был схвачен и замкнут в комнате на бирже труда. Просидев там два дня, был посажен в вагон и отправлен в строительный батальон в Красный Бор, в Россию, близ Смоленска. 20 сентября вместе с Потканским (см. его показания выше) сбежал и спрятался до прихода частей Красной Армии. На Витебском шоссе был задержан и отправлен в лагерь военнопленных № 24.