бессилие, Половое поколение, Половое размножение, Половой акт, Половой диморфизм, Половой отбор, Половой член, Половые болезни, Половые железы. Половые извращения, а на следующем – Половые клетки, Половые органы, Половые преступления и Половые признаки. По одним названиям ясно, что это для тех, кто уже знает.

Бедный Шурка целую зиму обрабатывал Павленковский словарь:

Бетховен – величайший из композиторов. Маркс – нем. экономист. Писал об отношениях труда и капитала.

Энгельс – последователь Маркса. Из своего громадного состояния ни копейки не оставил в поддержку проповеданного им учения. (Это по памяти, уверен, что точно.)

Шурка выискивал что позаёбистей – в словаре не было статей Малафья́, Спйрма́, Спирмое́д (по аналогии с сукоедом).

На наши вопросы книги не отвечали, и мы оказывались во власти фольклора.

Двадцать первый палец.

Хуй бывает – показывается на руке от полумизинчика до плеча:

      детский, кадетский,

      штатский, солдатский,

      пленный, военный,

      самый здоровенный.

           – Ебена мать, – сказала королева,

           Увидя хуй персидского царя.

– Девушка опоздала на последнюю электричку в Нью-Йорк. На шоссе ни машины. Вдруг едет негр на велосипеде. Она говорит: – Подвезите меня. – Садитесь, – и посадил на велосипед перед собой. Довез до дому. Она слезла, повернулась, чтобы сказать спасибо, и увидела, что велосипед дамский.

– Состязались, кто первым донесет на хую ведро с водой на верхний этаж небоскреба. Погиб самый сильный – перед финишем ведро сорвалось, и хуй стукнул его по черепу.

– Мальчик ходил в баню с папой, а тут пошел с мамой. Увидел, спрашивает: – Что это у тебя? – Щетка. – Ну, у папы щетка получше – с ручкой, с шишечкой и на колесиках!

      Барсук

      Повесил яйца на сук,

      А девки думали – малина

      И откусили половину.

У кого красные веки, в школе скажут:

– В пизду смотрел.

Пизда бывает – складываются концами большие и указательные пальцы:

птичья,

расставляются на фалангу:

овечья,

не размыкая пальцев, во всю длину:

человечья.

Небывальщина:

      Гермафродит —

      Сам ебет, сам родит.

Резюме:

      Хуй – пизда

      Из одного гнезда,

      Где сойдутся,

      Там поебутся.

Генерализация:

      Ебется мышь, ебется крыса,

      Ебется тетка Василиса,

      Ебется северный олень,

      Ебутся все, кому не лень.

Семинарская Песнь песней:

      Взойдем на горы алтайские,

      Зазво́ним в колокола китайские,

      Вынем шпагу Наполеона

      И засунем ее в пещеру Соломона.

Гимназическое склонение:

      День был Именительный,

      Я ей Предложный,

      Она мне Дательный,

      Мы с ней Творительный,

      Она Родительный —

      Чем же я Винительный?

Классика – Лука Мудищев и Евгений Онегин – сочинения то ли Баркова, то ли Есенина:

      Я вас прошу, придите в сад

      На место то, где кошки ссат…

           Оркестра звуки ввысь неслись,

           Онегин с Ольгою еблись…

Народный театр:

      – Где ты был, Савушка?

      – В Ленинграде, бабушка.

      – Что там делал, Савушка?

      – Девок еб, бабушка.

      – Сколько раз, Савушка?

      – Сорок восемь, бабушка.

      – Что так мало, Савушка?

      – Хуй сломался, бабушка.

      – Ты бы склеил, Савушка.

      – Клею нету, бабушка.

      – Ты б купил, Савушка!

      – Денег нету, бабушка.

      – Ты б заня́л, Савушка!

      – Не дают, бабушка.

      – Ты б украл, Савушка!

      – Иди на хуй, бабушка!

Почти баллада:

       Двадцать пятого числа

       Маша с улицы пришла.

       Только стала спать ложиться —

       Что-то в брюхе шевелится,

       Не то мышь, не то лягушка,

       Не то маленький Ванюшка.

       Стала мать ее ругать:

      – Ах ты, сука, ах ты, блядь,

       Кто тебе велел давать?

      – Не твое, мамаша, дело,

       Не твоя пизда терпела,

       Не твой старый чемодан —

       Кому хочу, тому и дам.

Новый Гоп-со-смыком (Гоп-со-смыков набежит с том):

      По бульвару Лялечка гуляла, да-да,

      Атаманов много Ляля знала, да-да,

      Своей талией пушистой,

      Своей юбкой золотистой

      Ляля атаманов привлекала, да-да.

Сексуальный фольклор обстоял нас с рождения. С каждым годом он делался громче, грубей, неотвязней. При этом матерная сексуальность была не руководством к действию, а скорее – сказкой, ловкой выдумкой, ирреальностью:

– Мальчик, чего ты больше всего хочешь?

– Рогатку.

– А если нет рогатки?

– Тогда девочку.

– Что ты с ней сделаешь?

– Заведу ее в лес, сниму с нее трусы, вытащу резинку и сделаю рогатку!

И вот фольклор оказался самой жизнью. Он обращался прямо к той темной, густой и тягучей жизни, которая всколыхнула нашу телесность, разбередила душу и раздражила ум каждым прикосновением к действительности. От действительности хотелось зарыться в себе, от разбухания и брожения внутри хотелось бежать сразу во все стороны.

Шурка был уличный, я домашний. И все-таки – оба —

      Сидели мы на крыше,

      А может быть, и выше,

      А может быть, на самой на трубе.

В который раз потрясенный Шурка пересказывал мне, как его одноклассник буднично сказал однокласснице: – Варька, пойдем поебемся. – И одноклассница буднично ответила: – Не, назавтра столько уроков задали… – Это была земля, это было естество. С нашей крыши мы не могли ни опуститься до земли, ни возвыситься до естества. Не хватало воли и воображения. Подавляющее большинство наших сверстников находилось в том же параличе.

Про нас презрительно: – Еб глазами, носом спускал.

Сами мы острили: полоумные мы ребята, половой у нас ум.

Но сознание/подсознание, равно как и эстетическое чувство, препятствовали подчинению телесной тяге. Каждый спасался как мог. Днем занятий хватало. Мы с Шуркой, распространившись на ближних соседей, вовсю менялись марками и монетами.

Шурка вгрызался в схемы, рассчитывал и паял/перепаивал свое и чужое.

Я корпел над стихами – брал выше, а получалось ниже, чем в школе:

      Светляки озарили росу,

      Ухнул филин в далеком лесу,

      И от дальних и ближних озер

      Слышу я удивительный хор —

      Пенье эльфов, русалок, сильфид

      Гимном чудным над миром летит…

Читал запоем. Гимназическая хрестоматия по истории литературы и История дипломатии успокаивали. Виконт де Бражелон и Бегущая