Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да здравствует Ваня Васильчиков!
И дать ему в награду
Сто фунтов винограду,
Сто фунтов мармеладу,
Сто фунтов шоколаду
И тысячу порций мороженого!
Разоблачительный характер этого «апофеоза» несомненен, воспитательный метод «кнута и пряника», так часто применявшийся дореволюционной детской литературой в России, высмеян с небывалой до того дерзостью. В этом заслуга «Крокодила». А для самого автора он явился открытием тех новых возможностей детской книжки, стихов для детей, которые К. Чуковский первый стал осуществлять уже в советское время.
Любопытно, что многие свои излюбленные приемы, о которых я говорила выше, Чуковский использует и в своих детских стихах, особенно любит он «нагнетание подробностей, событий». Откроем любую из его книжек: сколько сенсаций на небольшом пространстве бумаги!
Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперед.
А за ним комарики
На воздушном шарике.
А за ними раки
На хромой собаке.
Волки на кобыле.
Львы в автомобиле.
Зайчики
в трамвайчике.
Жаба на метле.
Сколько событий в маленьком детском мире:
Одеяло
Убежало,
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.
Я за свечку,
Свечка — в печку!
Я за книжку,
Та — бежать
И вприпрыжку
Под кровать!
Какое невероятное веселье:
Ах, как весело, как весело шакал
На гитаре плясовую заиграл!
Даже бабочки уперлися в бока,
С комарами заплясали трепака.
Пляшут чижики и зайчики в лесах,
Пляшут раки, пляшут окуни в морях,
Пляшут в поле червячки и паучки,
Пляшут божий коровки и жучки.
Поистине чрезмерны и беды:
— Что такое? Неужели
Ваши дети заболели?
— Да-да-да! У них ангина,
Скарлатина, холерина,
Дифтерит, аппендицит,
Малярия и бронхит!
Приходите же скорее,
Добрый доктор Айболит!
В этом скоплении невероятностей, нелепиц, неожиданностей выражается характер преувеличения, свойственный писательской природе Корнея Чуковского, в которой есть много сходного с актерской.
Надо сказать, что даже статьи К. Чуковского производят большее впечатление, когда они читаются вслух, произносятся, — они словно созданы для эстрады. Недаром Корней Иванович с давних пор пользуется таким успехом как лектор, недаром он так хорош на радио и в телевидении. Что же говорить о его стихах и сказках? Их просто невозможно читать про себя, они требуют громкого чтения, живой интонационной экспрессии. Их слышишь, даже когда пробегаешь глазами по странице. А для детей они обязательно должны звучать. Недаром они предназначены для тех, кто еще не умеет читать, кому книжки читают вслух родители и воспитатели.
В этом громком звучании раскрываются те первостепенные достоинства детских стихов Чуковского, которых нельзя не почувствовать, если их слышишь.
Боюсь, что суровые критики детских книжек Чуковского (а их было немало), с которыми приходилось не раз сталкиваться в литературных спорах, читали его стихи про себя или оказались глуховаты и лишены чувства юмора.
Всем известно, что стихи Чуковского запоминаются детьми с удивительной легкостью — «так и лезут с языка», говорят сами дети. Еще в тридцатых годах, когда культура слова у наших деревенских ребят была не так высока, как теперь, меня поразило на одной читательской конференции в сельской школе, как пятилетняя девочка-крошечка, вся закутанная в материнский вязаный платок, читала наизусть «Муху-Цокотуху» (ту самую злополучную «Муху-Цокотуху», которую так сурово осудили некоторые «специалисты» по детской литературе), читала без запинки, звонко, с явным удовольствием отчеканивая, как по нотам, внутренне подсказанным писателем, все ритмические переходы и рифмы.
Самый неспособный ребенок не сможет, читая стихи Чуковского, превратить их в прозу, как частенько бывает с лирическими стихами других поэтов. Ведь стихи Чуковского — это игра в стихи, игра словом, ритмами, интонацией, гимнастика речи, упражнения для языка, как бывают упражнения для рук и ног. Стихотворный ритм властно управляет ребенком, когда он произносит:
Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил —
Крокодил Крокодил Крокодилович!
А выговорить последнюю строчку — какая усиленная нужна артикуляция, какая интонационная гибкость! Это почти как те скороговорки, с помощью которых учат правильному произношению: «От топота копыт пыль по полю летит»…
Но слово для человека, даже самого маленького, всегда наполнено смыслом. Даже, казалось бы, бессмысленный набор слов в детских считалочках, какие так любят бормотать дети, какие они сами сочиняют с такой радостью, вовсе не лишен смысла и значения. Смысл уже в том, что ребенка смешит нелепое сочетание слов, что он понимает эту нелепость, что он чувствует себя хозяином слов, которыми играет как хочет, и что, обыгрывая слово, он начинает лучше его ощущать и учится владеть им. Но все это гораздо лучше рассказано и объяснено самим К. Чуковским в его книге «От двух до пяти» — отсылаю читателя к ней. Меня же интересует сейчас смысловое содержание детских сказок Чуковского, так часто смущающее взрослых — педагогов и исследователей детской литературы.
Можно сказать без всякой натяжки, что, в сущности, во всех сказках Чуковского, несмотря на внешнюю их драматичность, «кровожадность», даже, несмотря на все потасовки, сражения и схватки, всегда присутствует доброе начало. При всем нагнетании страшного «Тараканище», конечно, имеет целью высмеять трусость, избавить ребенка от страха; «Айболит» хочет научить детей любить животных, а «Мойдодыр» — приучить к чистоте. Даже «Муха-Цокотуха» вызывает желание дать отпор всякому насильнику и нарушителю мирного праздника. А в «Бибигоне» можно даже найти мысль, что зло в мире неестественно и не нужно, что тот, кто кажется злым, просто может быть «заколдован», и, если «расколдовать» его, он станет, может стать хорошим, полезным для общества человеком. Но дело, право, даже не в этих элементарных задачах добра и пользы: успех сказок Чуковского у детей вызывается вовсе не примитивным морализированием, и, когда писатель возглашает весело, заканчивая «Мойдодыра»:
Надо, надо умываться
По утрам и вечерам…
Да здравствует мыло душистое,
И полотенце пушистое,
И зубной порошок,
И густой гребешок!
Давайте же мыться, плескаться,
Купаться, нырять, кувыркаться
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане, —
ребенок