Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плотно обхватив рукой набалдашник трости, Тристан направился к ней, ненавидя всем сердцем свою хромоту. Подойдя, он остановился и молча предложил ей руку.
Она улыбнулась, присела в реверансе и положила руку на его локоть.
– Исполнено весьма изящно, – сказала она, одарив его ослепительной улыбкой, на которую его тело немедленно отреагировало самым неподобающим, хотя и естественным образом.
Решительно изгнав из головы все похотливые мысли, он улыбнулся ей в ответ, подумав с замиранием сердца, что недалек тот день, когда она перестанет здесь появляться. И не придет больше на тропинку, разыскивая его.
Но, по крайней мере, сегодня она у него есть.
– Ну что ж, начнем уроки. – С этими словами он сопроводил ее в дом сквозь раздвижные стеклянные двери, выходящие на террасу.
Пруденс сняла плащ. Тристан взял его и положил на спинку кресла. Наблюдая за ним, она подумала, уж не показалось ли ей, будто его руки обласкали мягкую шерсть плаща. Она нахмурила лоб. Он был какой-то не такой нынче утром. Была в нем какая-то... неуверенность.
Стол был, как всегда, накрыт. Пруденс остановилась возле своего кресла и подождала герцога.
К своему удивлению, она поняла, что завтрак, сервированный в высоком стиле, доставляет ей большое удовольствие. Особенно приятно было видеть каждое утро Тристана, наблюдать, как его крупная загорелая рука держит тонкий фарфор, как его зеленые глаза искрятся смехом.
Последняя неделя оказалась трудной по многим причинам, одной из которых было то, что мать в конце каждого дня с надеждой ждала ее дома.
К сожалению, у матери появились абсолютно необоснованные надежды, что ее отношения с герцогом перерастут из обычного общения наставницы и ученика во что-то большее. Ее настойчивые расспросы начинали раздражать Пруденс. Возможно, герцога влекло к Пруденс, но это было чисто физическое влечение, не имевшее ничего общего с возвышенными чувствами. К тому же очень скоро эти встречи закончатся.
Герцог, опираясь на трость, подошел к ней. Заметив, что его хромота сегодня как будто усилилась, она нахмурила лоб.
– Вы хорошо себя чувствуете?
– Со мной все в порядке. А вот вы... – он оглядел ее с головы до ног, – вы выглядите великолепно.
Его глаза этим утром тоже казались темнее, как будто его тяготили какие-то нелегкие мысли. Склонив голову набок, она пристально посмотрела на него. Была в его взгляде какая-то тревога... и что-то еще, от чего у нее учащенно забилось сердце.
Их взгляды встретились, и ей почему-то стало трудно дышать. Он подошел ближе, потом медленно описал вокруг нее круг. Словно зверь на охоте, он направил на нее полностью все внимание. Пруденс стало жарко. Она с трудом удержалась, чтобы не оглянуться, когда он остановился у нее за спиной. Он слегка коснулся грудью ее спины и, горячо дыша ей в затылок, отодвинул от стола кресло.
– Садитесь, пожалуйста, миссис Тистлуэйт, – тихо сказал он ей в ухо.
«Ах он нахал», – подумала Пруденс, стараясь усмирить сердцебиение. Она неохотно уселась и подождала, пока он тоже сел.
– Ну, что скажете? – Он приподнял брови.
– Все было проделано очень хорошо. Кроме прикосновений.
– Вот как? Разве я к вам прикоснулся? – Он изобразил святую мужскую невинность... если такое понятие существует.
– Да, прикоснулись. Вы подошли слишком близко. Наша цель – попрактиковаться в вежливости.
– Я думал, что поступил вежливо, отодвинув для вас кресло от стола. – Потом, посмотрев, как она разливает чай, он вдруг сказал в задумчивости: – И еще мне кажется, что отсутствие у вас детей объясняется тем, что вы не любите близко подпускать к себе человека.
Она чуть не задохнулась.
– Прошу прощения?
– Я сказал...
– Я поняла, что вы сказали! Просто... – она сделала глубокий вдох, – неприлично говорить на подобные темы.
– На какие темы?
– Ну-у, о рождении детей... и о прикосновениях.
– О прикосновениях не я начал говорить, а вы.
И правда, кажется, это сделала она. Пруденс вздохнула.
– Если бы это был настоящий завтрак, то вам не следовало бы затрагивать ни одну из этих тем.
– Совсем?
– Разве что в иносказательной форме. Например, о женщине не говорят, что она беременна, а говорят: «она ожидает счастливого события». Или «она находится в интересном положении». Но в любом случае джентльмен не должен затрагивать эту тему. – Пруденс стало жарко. – А теперь поговорим о званых обедах. Когда прибудут попечители, вы, возможно, пожелаете...
– Подождите. Вы сами сказали, что это «не настоящий завтрак». Так что ответьте мне, Пруденс, почему у вас нет детей?
Она поднесла к губам чашку и сделала глоток, чтобы выиграть время и взять себя в руки.
– Как я вам уже говорила, это не тема для светского разговора.
– Но ведь мы с вами не принадлежим к высшему свету, не так ли? – сказал он, откинувшись на спинку кресла. – По крайней мере, в данный момент. Пока мы с вами являемся изгоями высшего общества. Париями.
– В отношении меня это действительно так. А вот вам недолго осталось пребывать в этом качестве.
Это было правдой. Имея титул и состояние, он будет сразу же принят во всех домах Лондона, тогда как она... Она останется там, где была.
Что-то с ней происходило. Она начинала что-то чувствовать к герцогу. «Это похоть, – сказала она себе. – Половое влечение – и ничего больше». К сожалению, это было очень сильное половое влечение.
– ...и так происходит каждый раз, – услышала она его слова.
Она поморгала, осознав, что он что-то говорит.
– Извините, я не слышала, что вы сказали.
– Я сказал, что женщины часто забывают о моем присутствии. Только что они разговаривали со мной, а мгновение спустя сидят, уставясь в чайные чашки, словно в состоянии транса.
Она улыбнулась:
– Это я уставилась в чайную чашку?
– Да. Я пытался не принимать это на свой счет, но мне не удалось, – сказал он, весело поблескивая зелеными глазами.
Он был неотразимо красивым мужчиной, особенно когда улыбался такой улыбкой.
– Великолепный завтрак, – сказала она.
И так было каждый день. Как только он подходил поближе, как только у нее возникал эмоциональный интерес, она ощущала неловкость и быстренько укрывалась под маской педагога. И он был вынужден вести обезличенную светскую беседу… пока не удавалось свернуть разговор на более интересные темы.
– Есть ли что-нибудь вкуснее апельсинового джема? – сказала она, намазывая маслом кусочек поджаренного хлеба.
– Нет.
Ее рука с ножом зависла в воздухе, карие глаза вопросительно взглянули на него.