– О’кей! – сказал он.

Я положила трубку. Потом заварила чай.

«Так, главное, не суетиться, – подумала я. – Учеба сейчас основное для меня».

Госпожа Цутида говорила со мной спокойно. Я придумала правдоподобную причину своего отсутствия на занятиях.

– Что ж, Татиана, – сказала она, – придется увеличить время лекций. Сегодня ты должна заниматься со мной, но, к сожалению, я смогу только после трех часов. А до этого посети театр гейш Симбаси Эмбудзё. Ты же живешь в Миното?

– Да, – ответила я, не понимая, куда она клонит.

– Симбаси недалеко. Я позвоню и договорюсь, чтобы тебя пустили за кулисы. Директор театра мой давний друг. Будешь присутствовать на репетиции. Понаблюдаешь за работой артисток. Тебе это только на пользу.

– Хорошо, – немного растерянно ответила я.

– А потом приедешь в Асакусу на занятия.

Она объяснила, как добраться до театра, и положила трубку. А я начала собираться. В этот момент зазвонил телефон.

«Может, что-нибудь забыла сообщить?» – подумала я, беря трубку.

Но это оказался Митихиро. Его голос дрогнул, когда он ответил на мое приветствие. Я извинилась, что не звонила, и сказала, что уезжала из Токио.

– У меня свободное время до обеда, – сказал он. – Очень бы хотелось увидеться с тобой.

– Но я должна сейчас уходить, – ответила я. – Мне нужно в театр Симбаси, а потом на занятия.

Митихиро замолчал. Я подождала и сказала:

– Может, вечером? Но я, наверное, освобожусь поздно.

– Вечером я улетаю в Ахасикаву по делам, – тихо произнес он. – Это на острове Хоккайдо.

– Тогда приезжай сейчас, – решила я. – Проведем время до моих занятий вместе.

Митихиро явился на удивление быстро, словно звонил откуда-нибудь неподалеку. В его руке я с удивлением заметила один пышный темно-розовый пион. Я приняла цветок и поблагодарила. Потом поставила его в узкую стеклянную вазу. Митихиро смотрел на меня с явным восхищением.

– Ты необычайно хорошо выглядишь, – сказал он и поцеловал меня. – Кажется, что вся светишься изнутри.

– Просто у меня прекрасное настроение, и я рада встрече с тобой, – вполне искренне ответила я.

Он подошел, и я почувствовала всплеск желания.

– Мы не увидимся до твоего отъезда, – грустно сказал Митихиро. – Я вернусь лишь через месяц.

– Но что поделаешь? – тихо сказала я и поцеловала уголки его губ.

Тут же ощутила, как его пальцы медленно скользят по моей спине, мягко сжимают шею, забираются в распущенные волосы. Я закрыла глаза и отдалась этой нежной ненавязчивой ласке. Но Митихиро внезапно тяжело задышал, распахнул мой халат и подхватил мою ногу под колено. И тут же «нефритовый стебель» вошел в меня. Я не смогла сдержать стон от очень сильного и острого наслаждения, мгновенно заполнившего все мое существо. Митихиро застонал в ответ и убыстрил движения. Мы стояли, шатаясь, посередине комнаты, и я едва удерживалась, чтобы не упасть. Но разъединиться не хватало сил. Я больше не боялась ничего, «яшмовые ворота» беспрепятственно раскрывались навстречу проникновению. И вот Митихиро дернулся и с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Я замерла. Потом, мягко освободившись, отправилась в ванную. Митихиро последовал за мной. Мы, беспричинно смеясь, вместе забрались под душ.

Когда вышли на улицу, то я увидела, что набежали небольшие тучки, стало прохладнее.

– Пойдем пешком? – предложил Митихиро. – Здесь не так и далеко.

– Ну, если ты хорошо знаешь этот район, – неуверенно ответила я. – Я совершенно не ориентируюсь, где Симбаси.

Но Митихиро только улыбнулся и направился по улице. Довольно скоро мы оказались возле Токийской телебашни. Я не думала, что она так близко от моего дома. Мы остановились и одновременно подняли головы. Башня была выкрашена в белые и оранжевые цвета. Ее верхушка уходила далеко в небо.

– Высота ровно триста тридцать три метра, – сказал Митихиро. – Она даже выше Эйфелевой. Может, заглянем внутрь? – неожиданно спросил он.

– А как же театр? – спросила я.

– Но тебе же не к определенному времени? – уточнил Митихиро.

Он заплатил за входные билеты, и мы вошли в помещение, где находился огромный аквариум. Мы медленно двигались вдоль стеклянных стен, глядя на силуэты плавающих рыб самых разных видов. Митихиро неожиданно обнял меня и прижал к себе. Это было не вполне в традициях, и я невольно улыбнулась такому проявлению чувств. Затем он затащил меня в Музей восковых фигур и среди исторических личностей, знаменитых самураев, известных политиков, бесстрастно глядящих на нас с восковых раскрашенных лиц стеклянными глазами, начал целовать меня. После музея мы поднялись на круговую смотровую площадку. Гора Фудзи, прикрытая длинными белыми облаками, была практически не видна. Но Митихиро смотрел только на меня. Выйдя из башни, мы отправились пешком в район Симбаси. Митихиро, правда, заботливо спросил, не устала ли я. Но я только отрицательно покачала головой. Чувствовала я себя на удивление отлично.

Когда мы подошли к зданию театра, Митихиро сказал, что должен сделать ряд звонков.

– Давай встретимся здесь, – предложил он. – Когда ты закончишь свои занятия?

– А когда у тебя самолет? – спросила я в тон ему.

– О, не волнуйся, – засмеялся он, – времени предостаточно.

– Давай через два часа, – сказала я.

– О’кей!

Он кивнул и быстро двинулся по улице, а я зашла в театр.

Объяснив охраннику, что меня ждет директор, я отправилась на второй этаж. Постучав, вошла в кабинет. Директором оказался моложавый японец с утонченной артистичной внешностью и изысканными манерами. Он представился и приветливо улыбнулся. Потом лично проводил меня в полутемный зал. И удалился.

Я села на третий ряд и устремила все свое внимание на ярко освещенную сцену. Стройные девушки, одетые в обычные обтягивающие брючки и короткие топики, репетировали танец. Темно-синие веера в их руках синхронно взлетали и опускались. Я с интересом наблюдала за их движениями. Репетитор, молодая стройная женщина в голубом кимоно, отчетливо говорила: «Раз, два, три и поворот», похлопывая о ладонь кончиком сложенного веера. Все мне почему-то напоминало наши репетиции в культпросветучилище, и я совсем не чувствовала атмосферу симбаси-гейш.

«Надо было лучше прийти на спектакль “Адзума-одори”», – подумала я.

Но тут же вспомнила, как об этом спектакле немного пренебрежительно говорил господин Ито, называя его коммерческой затеей на потребу туристам и «девичьей оперой».

Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке:

«Чтобы девушка могла стать в Симбаси гейшей, ей необходимо было иметь явные способности к танцу и игре на сямисэне. Мне были особо близки довоенные нравы Симбаси, когда «мир цветов и ив» переживал свой расцвет…