Я поймал себя на том, что снова изображаю золотистого ретривера Монти Бересфорда, и кое-как подобрал челюсть. Джорджиана, не замечая, какое производит впечатление на окружающих, суетилась вокруг старикашки Этрингема, закутанного в простыню с парой вязальных спиц за поясом. А мой сценический костюм получился простым добавлением цветка рододендрона в петлицу и охотничьей кепки – мне ее одолжил сэр Генри. Венаблз не хотел, чтобы партнер, подающий реплики, слишком бросался в глаза и отвлекал внимание от главного исполнителя. Сам он прицепил рыжую бороду и надел цилиндр.

Второе отделение открыл струнный квартет из Мелбери-Тэтчет. В отличие от цирюльников струнных дам было четыре, и это все, что можно о них сказать хорошего. Не знаю, может, в зрительном зале пиликанье воспринималось лучше, чем из-за кулис, но подкрепившаяся в антракте публика была настроена великодушно. Пока квартет играл на авансцене, дамы из рукодельного кружка за закрытым занавесом готовили свою живую картину. Задник, расписанный учениками воскресной школы, изображал гавань с парочкой галеонов в пасмурный день. Слева установили две гипсовые колонны и между ними ступеньки, посередине поставили лодку. Невидимый для зрителей школьник, лежа на животе, потихоньку ее раскачивал. Дамы заняли свои места, изображая царя Соломона, царицу Савскую и придворных. Главным спецэффектом, как выражаемся мы, театралы, служил яркий луч прожектора, направленный из-за декораций в зал, создавая на сцене как бы полумрак.

Сэр Генри объявил:

– «Прибытие царицы Савской», по картине Клода Лоррена.

Включился прожектор, поднялся занавес, и взорам публики предстали дамы из рукодельного кружка в живописных позах.

Давно остался в прошлом тот день, когда я выиграл первый приз за знание Священного писания в школе Малверн-Хаус, в Брэмли, но все же я более или менее уверен, что при дворе царя Соломона не все вельможи были женского пола. И в Книге Царств ни слова не говорится о том, чтобы приехавшая из дальних стран царица смахивала на миссис Педжетт, властительницу кастрюль и сковородок.

Тут раздался подозрительно знакомый голос:

– Она пошевелилась, я видел! Вон та, жирная!

Этот невнятный тенор совсем недавно распевал «Боевой гимн республики» среди парников и принадлежал он лакею Хоуду.

Накачивая зрителей пивом, всегда надо соблюдать пропорцию. Общее правило – чем больше, тем веселее, но, достигнув определенной стадии разжижения, зритель требует динамики. Статичных рукодельниц уже недостаточно.

Демарш Хоуда словно прорвал плотину.

Громче всего прозвучали две реплики:

– А вон ту, гляди-кась, укачало!

– Свистать всех наверх!

Затем сразу несколько человек затянули «Пьяного матроса». Дело грозило принять скверный оборот, но тут чья-то невидимая рука опустила занавес.

Хуже разогрева для нашего с Венаблзом выступления не придумаешь. Выходя на сцену под буйные приветственные крики, я услышал, как женский голос шепнул: «Удачи!»

Нам надо было продержаться на авансцене ровно столько, чтобы за занавесом успели убрать двор царя Соломона и установить вместо него лес поблизости от Афин. На мой взгляд, пары минут хватило бы с лихвой.

– Привет, привет! – начал Венаблз, тыкая меня в грудь свернутой в трубку газетой. – Что скажете о квартете парикмахеров?

Такого не было в сценарии, но я, как обычно, не растерялся.

– У меня нет музыкального слуха, – заявил я. – А вы что скажете?

– По-моему, они играли прекрасно! Прямо-таки с бритвенной точностью.

Нет более неловкого молчания, чем то, которое наступает, когда не звучит ожидаемый смех. В последующие несколько минут эта разновидность молчания стала нам хорошо знакома.

Надо отдать должное старине Венаблзу – упорства ему не занимать. Наверное, тому, кто выступал перед солдатами в казармах Чанамасалы после долгого жаркого дня, занятого игрой в поло и охотой на диких кабанов, деревенские жители Мелбери-кум-Кингстон уже не страшны.

Мы обсудили шпильки рукодельных дам, выдали старую-престарую шуточку о местопребывании ее светлости («все еще в стирке»), и что-то еще, кажется, не совсем приличное, о царице Савской и братце миссис Холлоуэй с его фокусами.

Зрители по-прежнему не спешили хвататься за бока от смеха. В зале царило каменное молчание – еще чуть-чуть, и впору будет старине Этрингему взяться за него с молоточком и поискать окаменелые останки Б. Вустера. Кое-как мы все-таки держались. Наконец из-за занавеса донеслось покашливание – знак, что лес в окрестностях Афин готов.

Я тут же сорвался с места, унося свой позор за кулисы. Венаблз мало того что не спешил уходить, еще и вернулся без приглашения на бис. В конце концов даже он сообразил, что надо заканчивать. Спасибо, принесенные заранее помидоры и тухлые яйца все еще оставались в коробках у ног зрителей. Зрители попались терпеливые, но ведь никому не хочется тащить домой сельскохозяйственную продукцию, припасенную совсем для других целей.

Вновь поднялся занавес, открывая взорам лес поблизости от Афин. Задник опять-таки расписывали ученики воскресной школы – на этот раз они изобразили греческий храм и деревья. Прочие декорации составляли пара тоненьких березок в кадках из Мелбери-холла и травянистый холм из папье-маше, укрытый зеленой бархатной шторой. На склоне дремала Титания, царица фей и эльфов. На это зрелище публика в задних рядах откликнулась восторженным свистом.

Тут на сцену вышли афинские ремесленники, старина Этрингем в роли ткача Основы произнес: «Вся ли наша компания в сборе?» – и все закрутилось. В числе плюсов можно упомянуть то обстоятельство, что автор отрывка был несколько более талантлив, чем автор предыдущего комического диалога. В числе минусов приходится назвать исполнителя главной роли – ткача Основы. Голос у него был не просто надтреснутый – то был голос очень старого джентльмена, мечтающего поскорее лечь спать. Так мог бы говорить король Лир после долгих скитаний по степи, но никак не Основа.

Зрители сперва помалкивали, потом вдруг начали смеяться – мне из-за кулис не видно было, почему.

– Будь я в самом деле львом – плохо мне пришлось бы здесь, – сообщил Основа так же залихватски, как священник во время вечерни.

Но публике нравилось! Вытянув шею, я наконец разглядел, что Хоуд в роли Дудки, починщика раздувальных мехов, перетягивает внимание публики на себя. Нехитрые приемчики – всего лишь в нужные моменты делать руками жесты, подгадывая к репликам других актеров, однако селян он распотешил на славу. А когда Основа сказал актеру, изображавшему Стену: «Пусть он пальцы вот так растопырит», – жест Хоуда вызвал бурю восторга.

Меж тем Основа, и так-то не то чтобы живчик, впал в почти летаргическое состояние. Миссис Тилмен, исполнительница роли Пака, вывела его со сцены. Оказавшись за кулисами, старенький лорд присел на стул и начал клевать носом.

Тем временем на сцене пришла пора Дудке произнести свою первую реплику. И надо же такому случиться, чтобы реплика эта была: «Теперь мне говорить?»