— Возиус, — восхищенно проговорила Майра, — ты гений!

Братишка даже покраснел.

— Мне просто нравится решать задачки.

— Ну, это не просто задачка, сам знаешь, — сказала Майра и взъерошила ему волосы. Потом взглянула на снежный шар. — В загадке сказано, что сокровище спрятано в старом городе. Передай–ка мне отвертку из ящика. Попробую вскрыть подставку.

Порывшись в инструментах, Возиус достал наконец отвертку и передал Майре. Та сразу же принялась откручивать шурупы. Ржавые, они не спешили сдаваться, у одного так и вовсе сорвало грани. Впрочем, у Майры был опыт работы с древними механизмами. Проявив немного упорства, она наконец вскрыла подставку.

— Смотри, здесь что–то есть.

Из–за плеча Майры Возиус видел, как сестра достает изнутри мешочек из черного бархата. Дрожащими руками она развязала тесемку и запустила в него руку. Нащупав твердый предмет, Майра вытащила его — в глаза ударила вспышка золотого света. На ладони у Майры лежал он, Маяк. Выглядел прибор в точности как на фотографиях. Правда, в отличие от снежного шара, нисколько не потускнел и не покрылся ржавчиной. Выглядел браслет совершенно новым, словно его изготовили только вчера. Это было поразительно, учитывая, сколько прошло лет… Майра погладила золотой корпус: металл ярко блестел в тусклом свете фонарика. На нем был вытравлен тот же знак, что и на корпусе машины «Анимус»: змей, кусающий себя за хвост и кольцом обвивающий два слова.

— Aeternus eternus, — шепотом прочитала Майра.

Пальцы Возиуса замелькали над клавиатурой.

— Это на… ла–ты–ни, — прочел он. — Что бы это ни значило, — нахмурившись, добавил он. — Переводится как «вечный, нескончаемый, бесконечный»…

Не успел он закончить, как стало твориться нечто невообразимое: ладонь у Майры зачесалась, кожа начала зудеть, а потом и вовсе гореть. Майра хотела закричать и выбросить Маяк, но не смогла пошевелиться. Через ее тело как будто пропустили ток. Мышцы не слушались. Парализованная, Майра не на шутку испугалась. Золотая поверхность Маяка озарилась туманным и непрозрачным зеленоватым светом. Браслет плавно открылся — так, будто был сделан из жидкого металла.

— Что происходит? — дрожащим голосом произнес Возиус.

Ответить Майра не смогла. Она больше не управляла своим телом. Даже взгляд оставался прикованным к Маяку, и она при всем желании не могла видеть застывшее на лице братишки испуганное выражение. Майра превратилась в живую марионетку, ведомую неизвестной силой: руки зажили собственной жизнью, левая схватила Маяк и надела его на правую.

— Майра, стой! — воскликнул Возиус. — Мы же не знаем, вдруг это опасно!

Он не успел остановить сестру. В ослепительной вспышке зеленого света браслет защелкнулся, металл как живой плотно облепил тонкое запястье, и отныне только смерть Майры могла отделить его от ее плоти. Маяк выпустил датчики, проникая под кожу. Майра ощутила обжигающую боль, страшнее которой не испытывала в жизни. В руку ей словно вонзилась тысяча раскаленных иголок. Она хотела закричать, но не могла разжать челюстей. Хотела сорвать браслет с руки, но пальцы ее не слушались. Затем боль сменилась совершенно иным ощущением: от Маяка по нервам в мозг устремились потоки данных, перед мысленным взором замелькала тысяча образов. В висках застучало, и голова чуть не лопалась — ее переполняли воспоминаниями о незнакомых людях, событиях и местах.

Это были не ее, Майры, мысли — они принадлежали какому–то другому человеку, но теперь стали частью ее жизни. Майру затрясло, начались судороги, на губах выступила пена. Возиус попытался привести сестру в чувство, но у него ничего не получилось. Майра полностью оказалась во власти новых воспоминаний и образов, а после, тихонько застонав и содрогнувшись, потеряла сознание. Привычный мир померк. О нем предстояло забыть навсегда.

Всего за несколько минут Майра прожила чужую жизнь. Жизнь Элианны Уэйд.

Она увидела мир, которого больше нет. Мир до того, как ему пришел Конец» И этот мир был прекрасен. Она шагала по Поверхности. Видела бескрайнее небо голубее самого голубого василька. Гонялась по ночному полю за светлячками, и колосья пшеницы мягко хлестали ее по ногам. Смотрела на звезды и не удивлялась им, потому что знала, что это такое. Пила воду из рек — пресную воду. Утоляла жажду с небывалой легкостью. Видела, как притоки впадают в реки, реки — в моря. В открытое, неспокойное, взволнованное море. А когда увидела солнце и ощутила его жар, то упала на колени и заплакала от радости. Ей стало как никогда тепло.

Жизнь в этом мире кипела разнообразная и волнующая. Это был мир изобилия. И она впитывала его, наслаждаясь красками: ярко–зеленый, насыщенный красный, величественный пурпурный, ослепительный оранжевый, сверкающий желтый и… о да, все оттенки синего и голубого. Только сейчас до нее дошло, сколь серый мир окружал ее. А наглядевшись на красоту природы, увидела она и плоды человеческих рук. Города, выстроенные на других городах, а те, в свою очередь, возведены на совсем уж древних. Асфальтовые дороги, одеялом устилающие непокорную землю. Небоскребы, серые и громоздкие, достающие чуть не до облаков. Компьютеры, что с каждым поколением становились умнее и сложнее. Транспорт… Машины — так много, что просто уму непостижимо. Но Майра могла постичь все это. Неким образом все это стало частью ее — воспоминания о мире, давно канувшем в забытье. Она составляла с этим миром одно целое.

Образы сами собой стали складываться в картину. Подсознательно Майра поняла, что именно это воспоминание — прежде остальных — Элианна и адресует ей. Вот Майра перенеслась в него, стала его участницей. Мир эпохи до Конца обрел четкость и яркость.

Она стоит в круглой комнате. Стены изогнуты, и даже дверь имеет закругление. Отец сидит за внушительным столом. Он президент. Все это Майра успевает понять моментально, потому что это знает Элианна. Сейчас Майра и есть Элианна. Мельком она видит свое отражение в зеркале в позолоченной раме. Губы движутся сами собой, слова слетают с них помимо воли Майры. Она просто наблюдатель, она слушает. Все это происходит в прошлом, поэтому Майра и не может управлять собой. Прошлого не изменить, его можно лишь запомнить и позже пересмотреть.

— Ты хотел меня видеть, папа?

В поле зрения появляется еще один человек. На нем алая мантия с золотой эмблемой: змей, кусающий себя за хвост и обвивающийся вокруг двух слов — Aeternus eternus.