а в голосе зазвучала печаль. — Так много и так ничтожно мало! Ты помолвлен! И кто она?

— Сейчас незачем об этом говорить. Скоро и так все узнаешь.

— Пусть так… Все оказалось тщетно…

— Ничего не бывает тщетно, все имеет смысл, только иной раз надо немного потерпеть, чтобы его увидеть.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — просто ответил я. — Поверь, я не хочу тебя уязвлять или делать больно. Твоя жизнь не стояла на месте, тоже можно сказать и обо мне.

— Ты изменился и все равно остался тем же, кого я когда-то полюбила, — на это я ничего не ответил, лишь стоял и смотрел ей прямо в глаза. В моей позе не было вызова или желания показать себя, я просто был самим собой. Я не хотел ничего доказывать или выяснять отношения. — Ты хороший и честный человек, — она первая отвела взгляд в сторону. — И все же я рада, что мы встретились и поговорили, мне это было необходимо. Прощай, — гордо выпрямив спину и подняв подбородок княгиня Крицкая направилась к выходу.

— Постой, — я задержал ее. На самом деле, Катя решилась на весьма смелый для современной женщины поступок, самостоятельно отправившись на мои поиски в другую страну. Похоже, ей действительно требовалось поговорить. Конечно, она рассчитывала на большое! И пусть я не обязан давать ей то, зачем она приехала, но мог и должен оказать посильную помощь даме, оказавшейся в подобном положении. — Где ты остановилась? Что теперь будешь делать?

— Я остановилась в Бухаресте, в гостинице «Гераси». На вокзале меня ожидает компаньонка, мы возьмем билет на поезд и вернемся в Бухарест.

— В таком случае я провожу тебя. Чем я могу тебе помочь? Есть какие-то трудности?

— Нет, спасибо, ничего не надо.

Мы вышли из гостиницы и неторопливой походкой отправились на вокзал. Журжево был совсем маленьким городком, где все здания находились в шаговой доступности, так что не было никакого смысла брать извозчика.

Шли молча, никому не хотелось говорить. Я не видел за собой вины, но и особой радости не чувствовал. Встреча оставила на душе двоякий осадок.

На вокзале Катя познакомила меня со своей компаньонкой и подругой, девушкой по фамилии Болдырева, происходившая из дворянской семьи. С ними находилась и служанка.

Полтора часа мы провели в сквере, ожидая, когда подадут поезд до Бухареста. Я проводил дам до вагона, поцеловал на прощание княжне руку и возвратился в свой номер, обдумывая минувшую встречу.

День выдался непростым, в чем-то даже напряженным. И все же под вечер я решил, что данная беседа оказалась нужной. Наконец-то мы с Крицкой полностью развязали связывающий нас узел, наконец-то прояснили все нюансы.

Засыпая, я невольно сравнивал Софью и Катю. Обе были разными, но в тоже время чем-то похожими, интересными, необычными, со своими мечтами и желаниями. Ситуация сложилась так, как сложилась и я считал, что все сделал правильно. И все же, нет-нет, а проскальзывала мысль, что жизнь моя могла сложиться иначе.

Ночью мне что-то снилось, что-то, связанное сразу с двумя девушками, но сна я не запомнил, а утром, сделав гимнастику и позавтракав с Шуваловым и Фальком, окончательно решил больше обо всем этом не думать, не переживать и вообще, выкинуть любовную лирику из головы. У меня есть Софья Шувалова, есть ее согласие, а большего и не требуется.

Сев на пароход и разместив гусар, мы поплыли в Никополь, достигнув крепости через шесть часов. Там уже находилась внушительная делегация во главе с императором, Главнокомандующим, цесаревичем и его братом.

Николай Романов выслушал мой рапорт кратко, поздравил с помолвкой, но было видно, что предстоящий мирный конгресс занимает все его внимание и отвлекаться он не хочет.

В Никополе стояла целая флотилия пароходов с тремя нашими канонерскими лодками для охраны. В Вену готовилась отправиться видная группа лиц, включающая не только Романовых, но и военного министра Милютина, а также свыше двадцати генералов, не считая сотню полковников, подполковником и прочих офицеров. При этом никто не учитывал находившихся с нами дипломатов или тех, кто вместе с министром иностранных дел Игнатьевым уже давно уехали в Австро-Венгрию.

Николай Романов, как шеф Бессмертных гусар, пожелал, чтобы любимый полк сопровождал его в Вену. Полный полк, учитывая коней и нестроевых чинов, отправить по Дунаю было бы затруднительно, так что ограничились двумя эскадронами во главе с Седовым. С ним находились Некрасов, Громбчевский и мой брат Дмитрий, нашедший с гусарами общий язык и проводивший много времени в их компании. То уважение и смею надеяться, любовь, которую они питали ко мне, как-то незаметно перешла и на Митю. А еще там был американец Януарий Мак-Гахан, которого я также был рад видеть.

Кроме гусар Смерти нас охраняли бравые молодцы лейб-гвардии Преображенского полка под командованием генерал-майора князя Оболенского.

Место для меня нашлось на пароходе Романовых «Звезда», я вновь вошел в свиту цесаревича, а вот гусар разместили на нашем военном трофее «Хилал», который переименовали и ныне он носил имя «Россия». Подобное я посчитал хорошим знаком.

В полдень 7 октября, отслужив молебен, под звуки военного оркестра, наша внушительная флотилия отправилась вверх по Дунаю. Дабы сократить время нахождения в пути, плыть предполагалось до Будапешта, а оставшуюся часть дороги проделать на поезде.

Глава 21

Конгресс проходил в Хофбурге, зимней резиденции Габсбургов, расположенном в так называемом Внутреннем городе — первом и центральном районе Вены. Официальной датой открытия стало 21 октября, хотя львиную часть подготовки провели заранее.

Мероприятие массово освещалось корреспондентами большинства стран мира. Среди них находился и Дмитрий Соколов, получавший немало политических и общественных дивидендов со своего участия, не говоря уж о банальном опыте.

Ожидаемо, на венском конгрессе присутствовали самые влиятельные страны мира. Кроме России и Турции, как непосредственных участников окончившейся войны, сюда прибыли представители Великобритании, Германии, Франции и Италии. Австро-Венгрия выступила встречающей стороной, а в числе приглашенных гостей, от которых мало что зависело, оказались Греция, Персия, Сербия, Румыния и Черногория.

Заседания шли одно за другим, в перерывах публика каталась на лодках по Дунаю, гуляла в театрах, парках и ресторациях. Цесаревич, как и обещал, представил меня собравшимся, но так как в дипломатической работе я пока понимал мало, то мне предписывалось больше наблюдать, анализировать и давать Николаю Романову консультации по военной и разведывательной линиям. Естественно, о том, какова моя истинная роль и как много я дал советов, исходя из знаний о прошлой жизни, никто не догадывался.

Между тем я и также оказавшийся в Вене генерал Фельдман о разведке не забывали. Мы провели несколько качественных вербовок, дав задание офицерам сосредоточиться на военном и промышленном шпионаже. Особо отличился Громбчевский, которому удалось заполучить одного из ведущих инженеров Вайс Манфред Асел ис Феммувек, завода в Будапеште, в просторечие известного, как Чепельский завод. Данный завод считался вторым по значимости в Австрии, он играл важнейшую роль в тяжелой промышленности, обеспечивая армию всеми видами оружия и боеприпасов. То, как Брониславу удалось провернуть подобную операцию, само по себе тянуло на качественный шпионский роман. Впоследствии, когда инженер доказал свою полезность, а передаваемые им сведения котировались чуть ли не на вес золота, я рекомендовал Громбчевского к очередному ордену.

Между тем конгресс продолжался. Основную проблему представляла Англия с ее непомерными запросами и горячим желанием ничего не дать России. Возглавлял англичан премьер-министр лорд Бенджамин Дизраэли. Верхушка бриттов нас не любили, и никогда не полюбят, как бы не думали заядлые англофилы. Но в нынешней истории у России был обладающий нешуточными талантами Николай Романов и министр иностранных дел Игнатьев, чей опыт дипломатической работы трудно переоценить. А еще имелся убойный козырь в виде моей уникальной способности. Правда, тут действовать приходилось с опаской, нельзя воздействовать на человека и заставить его переменить свою прежнюю позицию на сто восемьдесят градусов. Бисмарку я еще в 1875 году, находясь в Берлине, внушил толику симпатии к русским, а австрийского кронпринца Рудольфа и так ни в чем убеждать не приходилось — он буквально смотрел цесаревичу в рот. Главной проблемой стали три влиятельных человека: император Франц-Иосиф, лорд Дизраэли и председатель кабинета министров Франции Жюль Дюфор.

Первый в целом нас поддерживал, но с постоянными оговорками и опасением, как бы Россия чрезмерно не усилилась. Являясь непоколебимым католиком, его сильно волновал вопрос распространения православия на Балканах, чему он всячески противодействовал. В итоге цесаревичу все же удалось подобрать ключики к императору и его министру иностранных дел графу Андраши. Да и я, будучи