Она обернулась и улыбнулась ему. На самом деле она любила математику. Ей нравилось знать, что, если приложить достаточно усилий, в конце концов получится разумный ответ.

Она не принадлежала к компании популярных ребят, потому что была круглой отличницей. У Питера дела обстояли иначе — у него были четверки и тройки, а один раз даже двойка. Он тоже не был таким, как они, но не потому, что был умным А потому, что был Питером.

Если бы существовала иерархия популярности, Джози знала, что все равно была бы выше, чем некоторые ребята. Время от времени она спрашивала себя, дружит ли она с Питером потому, что ей нравится его компания, или потому, что рядом с ним чувствует, что она лучше.

Пока класс работал над заданием, миссис Расмуссин вошла в Интернет. В школе было даже своего рода соревнование — кто застанет ее за покупкой брюк или на сайте фанатов мыльных опер. Один мальчик клялся, что однажды видел, что она сидела в порносайте, когда он подошел к ее столу, чтобы спросить о чем-то.

Джози, как обычно, закончила раньше остальных и подняла голову, чтобы посмотреть на миссис Расмуссин и ее компьютер… но по лицу учительницы текли слезы, так, как бывает, когда человек не понимает, что плачет.

Она встала и вышла из класса, не сказав ни слова о том, чтобы никто не шумел, пока ее не будет.

Как только она вышла, Питер похлопал Джози по плечу.

— Что с ней?

Прежде чем Джози смогла ответить, миссис Расмуссин вернулась. Ее лицо было белым как стена, а губы плотно сжаты в одну линию.

— Класс, — сказала она, — произошло ужасное.

В видеоклассе, куда согнали всех учеников школы, директор рассказал все, что знал: два самолета врезались в здание Всемирного торгового центра. Еще один врезался в здание Пентагона. Южная башня Всемирного торгового центра обрушилась.

Библиотекарша установила телевизор так, чтобы все могли смотреть прямой телерепортаж. Несмотря на то что их сняли с уроков — обычно так делали на праздники, — в библиотеке было так тихо, что Питер слышал, как бьется его сердце. Он смотрел на стены, на небо за окнами. Школа не была безопасным местом. И нигде не было безопасно, что бы не говорили. Как это — быть на войне?

Питер впился взглядом в экран. Люди в Нью-Йорке плакали и кричали, из-за пыли и дыма почти ничего не было видно. Огонь был везде, визжали сирены пожарных машин и автомобильные сигнализации. Это совсем не было похоже на Нью-Йорк, который Питер запомнил во время единственного визита с родителями на каникулах. Они поднимались на Эмпайр-стейт-билдинг и собирались поужинать в модном ресторане на сто седьмом этаже северной башни Всемирного торгового центра, но Джойи стало плохо из-за слишком большого количества попкорна и они вернулись в гостиницу.

Миссис Расмуссин отпустили с работы на целый день: ее брат работал на бирже во Всемирном торговом центре. До этого работал.

Джози сидела рядом с Питером. Хотя ее стул стоял в нескольких дюймах от него, он чувствовал, как она дрожит.

— Питер, — испуганно прошептала она, — там люди прыгают!

Он даже в очках не видел так хорошо, как она, но, прищурившись, понял, что Джози права. От этого зрелища заболело в груди, словно ребра вдруг стали на размер меньше. Каким надо быть человеком, чтобы сделать такое?

И он тут же ответил на свой вопрос: тем, кто не видит другого выхода.

— Как ты думаешь, они и сюда доберутся? — прошептала Джози.

Питер посмотрел на нее. Он бы очень хотел сказать ей что-то такое, что могло бы ее успокоить. Но на самом деле и самому было не по себе и он не знал, существуют ли такие слова, чтобы развеять этот ужас, это понимание, что мир на самом деле вовсе не такой, каким казался.

Он повернулся обратно к экрану телевизора, чтобы избежать ответа. Люди все еще прыгали из окон северной башни. Потом послышался оглушительный рев, словно сама земля разомкнула свои челюсти. Когда здание обрушилось, Питер наконец выдохнул — облегченно, потому что теперь совсем ничего не было видно.

Все телефонные линии школы были заняты, поэтому родители разделились на две категории: те, которые не хотели пугать детей до смерти своим появлением и желанием отвести их в убежище, и те, которые собирались пережить эту трагедию, держа своих детей за руку.

И Лейси Хьютон, и Алекс Корниер принадлежали ко второй категории, и обе приехали в школу одновременно. Они припарковались рядом на автобусной стоянке, вышли из машин и только тогда узнали друг друга. Они не виделись с того дня, когда Алекс вывела свою дочь из подвала дома Лейси, где хранилось оружие.

— Питер?… — начала Алекс.

— Не знаю. А Джози?

— Я приехала ее забрать.

Они вместе вошли в кабинет директора, откуда их направили прямо по коридору в видеокласс.

— Не могу поверить, что им разрешили смотреть новости, — проговорила Лейси, спеша рядом с Алекс.

— Они достаточно взрослые, чтобы понимать то, что произошло, — сказала Алекс.

Лейси покачала головой.

— Я не достаточно взрослая, чтобы понять, что произошло.

Видеокласс был заполнен учениками: они сидели на стульях, на столах, лежали на полу. Алекс не сразу поняла, что было необычным в этой толпе: никто не издавал ни звука. Даже учителя стояли, прикрыв рты руками, словно боялись проявить свои чувства, потому что как только плотина прорвется, она сметет на своем пути все.

В комнате был всего лишь один телевизор, и все глаза были направлены на него. Алекс узнала Джози по своей резинке для волос, которую дочка взяла тайком, с леопардовым рисунком.

— Джози, — позвала она. Дочь вскочила и практически по головам других ребят ринулась к маме.

Джози налетела на нее, как ураган чувств и ярости, но Алекс понимала, что эпицентр этой бури был где-то внутри. И, как и с любой стихией, нужно приготовиться к еще одному удару, прежде чем все вернется в норму.

— Мама, — рыдала она, — все уже закончилось?

Алекс не знала, что сказать. Как мать, она должна была знать все ответы, но она не знала. Она должна была защищать свою дочь, но и этого тоже пообещать не могла. Ей пришлось сделать уверенное лицо и сказать, что все будет хорошо, хотя сама она не была в этом уверена. Даже по дороге из суда она понимала, насколько уязвима дорога под колесами ее машины и что спокойствие неба над головой может в любую минуту разрушиться. Она проезжала мимо колодцев и думала о заражении питьевой воды, вспоминала, где находится ближайшая атомная электростанция.

Но все же она потратила не один год на то, чтобы быть именно такой судьей, как ожидали другие. Для одних она была хладнокровной и собранной, для других — способной принимать решения, не впадая в истерику. И ради дочери она могла надеть ту же маску.

— Все хорошо, — спокойно сказала Алекс — Все закончилось.