Пан Дворник сделал заявление, что к нему в дом ворвались германские агенты и, угрожая оружием, допросили о давней дружбе с президентом Бенешем. Стреляли люди, которые пытались привлечь к происходившему здесь внимание патруля. Напуганный старый человек обратился к пану Стрегоде с просьбой сопроводить его до аэропорта — он должен лететь в Лондон.

У трапа самолета Дворник невольно обратил внимание на священнослужителя в черном клобуке. Не то армянин, не то черногорец, судя по облачению.

Фернандес через Брюссель направлялся в Мадрид.

Генерал Гизевиус колебался. Его смущало поведение штурмфюрера Доста в ходе служебного расследования. Что расследуется: как исчез гауптштурмфюрер Дорн или почему он исчез? Дост все время склонял расследование ко второму вопросу.

Сам Дорн при первой же встрече сказал генералу Гизевиусу:

— О моей работе с профессором Дворником, господин генерал, знали трое: вы, я и штандартенфюрер Лей.

В голосе Дорна звучала обида.

Гизевиус среагировал на тон, принял упрек на себя — неужели Дорн считает, что это он, Гизевиус, организатор его заключения? Но если это не он, а это не он, то… Гизевиус иными глазами посмотрел на лобовое правдоискательство Доста.

Действительно, в вопросах, которые ставил Дост относительно штандартенфюрера Лея, был свой резон. Хотя бы — почему Лей обратился за помощью в поисках Дорна именно в абвер, к лейтенанту Хайнихелю? Зная проколы, совершенные им в самых разных операциях, не следовало бы ему доверяться.

Дост утверждал, опираясь на свои контакты с чешскими, словацкими и украинскими националистами, что, кроме лейтенанта Хайнихеля, никто не мог рассказать людям Коленчука об операции «Святой» и ее исполнителе. Абвер в операции не участвовал. Следовательно, о работе Дорна с Дворником Хайнихелю мог сообщить только Лей. И несколько сотрудников Объединенного штаба связи утверждали, что заметили некоторые необъяснимые служебной необходимостью контакты штандартенфюрера и лейтенанта. С какой целью Лей посвящал Хайнихеля в работу параллельной службы? На этот счет у Доста имелось объяснение. Лей, начиная с 1934 года, после «ночи длинных ножей», не раз пытался дискредитировать Дорна как бывшего офицера СА. Неоднократно Леи с глазу на глаз даже предлагал Досту провоцировать Дорна и следить за ним в Лондоне. Причина столкновения Дорна и Лея Досту неизвестна.

«Почему так последовательно, — думал Гизевиус, — Дост стремится разоблачить Лея? Вероятно, Дост счел, что пражская перепроверка Дорна бросила тень и на него самого. Ведь Дорн и Дост много лет работали на пару. Их общая операция в Лондоне даже кодировалась как «Сиамские близнецы». Вряд ли Дост абсолютно прав, но сейчас все стараются перестраховаться, где только можно. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и то, что Дост постоянно наталкивался на помехи в своих поисках. Кто же ставил Досту палки в колеса?

«Уж не роет ли Лей под Дорна глубже, чем надо? — вдруг пришла в голову Гизевиуса все объясняющая мысль. — Впрочем, что касается моих собственных отношений с Дорном — назовем их особыми — этот пласт слишком глубок для Лея. Сеть заговора, конечно, широка, но сейчас дело остановлено. А если Лей пронюхал, чем занимался в Лондоне Кордт? — Вывод, следующий из этого вопроса, был крайне тягостным. — Нет, пожалуй, Лей действительно опасный человек, и не только для Дорна. Лаллингер, как я понимаю, им не слишком дорожит и не слишком доволен. Уж очень неприкрыто завидует Лей своему молодому руководителю, его успешной карьере. Стало быть, ни Лаллингер, ни Гейдрих, который Лаллингеру покровительствует, Лея под защиту не возьмут»…

Объединенный штаб связи, осуществляющий общее руководство разведывательным аппаратом различных ведомств рейха, направил начальнику полиции безопасности и СД группенфюреру СС. Рейнхарду Гейдриху указание, завизированное рейхсминистром Рудольфом Гессом, назначить заместителем шефа гестапо в Карлсбаде (бывшие Карлови Вари) штандартенфюрера СС Генриха Лея.

У Дорна было чувство, словно он подошел к новому повороту в своей судьбе. Ему казалось, он приехал в Германию не десять лет назад, в далеком 1928 году, а только что. Нужно начинать все сначала. Дорн видел зловещие перемены, происходящие в мире. Пробыв на Родине несколько дней, он вдруг понял, как одинока она в этом враждебном мире и как много должны сделать люди его профессии, чтобы защитить ее.

И вот опять Берлин. Этот уголок в его берлинской квартире всегда казался ему самым уютным. Он сел на свое любимое место — на краю тахты у столика с телефоном. Спасибо Лиханову, Фернандесу, Демидову, Дворнику. Все позади.

Дорн огляделся. Голубая юбка пастушки на севрской статуэтке — давний подарок фрау Штутт ко дню рождения — посерела от пыли. Каштан за окном облетел, гладкий ствол блестит в каплях дождя.

Дорн прикрыл глаза. Как наяву, увидел мебель с инвентарными бирками, зеркало в белой раме, возле которого они с Ниной стояли, прощаясь в прихожей. Ему даже не дано было, чтобы жена проводила. Он попытался представить себе, что Нина делает сейчас, — и не смог. Они договорились, что она начнет готовиться в университет, на германо-романское отделение.

Он подошел к окну. Приземистых, крытых черепицей домиков, так тщательно оштукатуренных с фасада, что они казались Дорну вечными, уже не было напротив. Не было и маленькой площади с цветочным базаром. Стоял глухой забор, два экскаватора рыли котлован. Дорн вдруг вспомнил свой сон в самолете на пути из Брюсселя в Ригу — бульдозеры ломают старый Берлин, летит душная пыль. Здесь, наверное, тоже было так — пыль столбом, скрежет, глухие удары падающих на землю старых стен. Уходит в небытие город, который видел Гете, Вольтера, Ломоносова, Петра Великого, Гумбольдта, Бетховена. На берегах Шпрее Гитлер возводит столицу «третьего рейха» по собственному вкусу. В самых неожиданных местах торчат нелепые в своей псевдозначимости скульптурные группы, олицетворяющие силу и красоту германцев, похожие чем-то на исполинов острова Пасхи. Зигфриды и Валькирии с веслами, рыцарскими мечами, спортивными копьями, оставшиеся на улицах после Олимпийских игр тридцать шестого года.

Дорн вздрогнул от резкого звонка в дверь.

Пришла домовладелица.

— Я так счастлива, герр Дорн, что вы вернулись. Очень не хотелось терять аккуратного, тихого и пунктуального жильца. Если эта квартира перестанет вас устраивать, буду счастлива предложить вам другую — как раз в бельэтаже освободилась трехкомнатная.

— Я подумаю, фрау Эльза, — с улыбкой ответил Дорн. — Вероятно, я вам что-то должен?

— О, нет-нет, если только захотите заплатить вперед, за будущий год. Я получила плату своевременно, не беспокойтесь…

«Умница Ингрид, — отметил Дорн. — Не забыла, переслала из Лондона деньги, не дала мне лишиться берлинской крыши над головой».

— Так что я зашла выразить свое почтение. Мы очень давно не виделись и… — женщина чуть смешалась, — и я слышала, вы будете постоянно работать в Берлине, нельзя же не зайти поздравить.