Дом на краю крохотного города и беременная женщина ждали его. Накамура увидел их мельком, но этого катализатора было достаточно, чтобы вспомнить, кому Клео Вудворт обязана жизнью.

Теперь спуститься в подвал. Охраны нет, но путь преграждает железная дверь с электронным замком. Ввести показанную Эрбэнусом комбинацию. Пара ящериц пробегает по каменному полу. Когда в последний раз пользовались этим старым тоннелем?

– Давно, доктор, очень давно, – сказал Эрбэнус, продолжая читать мысли Накамуры, и тут же показал ему Лану Зутерман – бледную, покрытую крупными каплями пота. Она лежала на кровати и едва дышала, готовясь явить миру еще одно странное дитя. Накамура ускорил шаг.

Когда он пришел в дом Эрбэнуса, ребенок Ланы уже начал самостоятельно прокладывать себе путь в новый мир. Он проснулся и робко пытался вкусить плоть матери. Лана не кричала – извивалась, корчилась, скрипела зубами, но не издавала ни звука, боясь привлечь внимание соседей. Эрбэнус нервничал, напоминая Накамуре обычного мужчину, который готовится стать отцом – суетится, предлагает помощь, заглядывает через плечо.

– Что мне делать, доктор? Я приготовил все, что у вас было при операции Клео Вудворт. Что-то нужно еще? Кровь вендари? Может быть, вколоть ее сейчас? Может…

– Заткнись и не путайся под рукой, – сказал доктор, решив общаться с Эрбэнусом как с обычным взволнованным отцом.

Действовать нужно было быстро. Накамура не знал, права Габриэла или нет, уверяя, что ребенок сохранит человечность, только если не вкусит плоть матери, но судя по тому, что он видел за последние месяцы, смысл в этом был.

– Будет очень больно, – предупредил Накамура Лану.

Девушка посмотрела ему в глаза, но ничего не сказала, не смогла разжать зубы, лишь что-то прохрипела, прорычала, словно животное.

– Держи ее, – велел доктор Эрбэнусу и взялся за скальпель.

Кровь брызнула на стены. Кровь, зараженная вирусом двадцать четвертой хромосомы. Попав Эрбэнусу на лицо, она забрала его силу. Дитя Наследия упал на колени, пытался еще какое-то время держать Лану за плечи, затем повалился на спину, захрипел. Накамура не знал, выживет он или нет, но это сейчас беспокоило его меньше всего. Он спасал другую жизнь… Другие жизни… Почувствовав свободу, Лана начала извиваться в кровати. Накамура не мог оперировать и держать ее одновременно. Пытался, но не мог, снова и снова нанося неверные разрезы, грозящие забрать жизнь роженицы. «Может быть, потеряв много крови, она все-таки ослабнет?» – надеялся доктор, но вместо этого Лана начала извиваться сильнее, свалилась с кровати. Внутренности из вспоротого живота вывалились на пол. Накамура упал вместе с ней, поднялся, надавил коленом на грудь, пытаясь зафиксировать ее в одном положении, вернулся к ребенку, который и сам уже пытался выбраться. Как только его связь с матерью прервалась, Лана Зутерман потеряла сознание.

Накамура уложил ребенка на кровать и вколол Лане приготовленную кровь древнего. Это была первая инъекция. Теперь собрать внутренности, упаковать их на место – по-другому эту процедуру назвать было нельзя. Наложить швы. Установить скобы. Вколоть еще одну порцию крови древнего… Поднимать Лану, чтобы снова уложить на кровать, Накамура не решился, ограничившись лишь тем, что укрыл ее одеялом, и только после этого позволил себе отдышаться, обдумать, что случилось. Ребенок, которому он дал жизнь, лежал на кровати и механически, словно кукла, хватался крошечными пальцами за воздух. Эрбэнус молчал. Смотрел то на ребенка, то на Лану Зутерман и думал о том, что нужно взять у древнего еще крови.

– Куда ты? – спросил Накамура, когда Эрбэнус вышел из комнаты.

– За кровью, – монотонно и устало сказал дитя Наследия.

В комнате, где находился Оллрик, было холодно. Древний лежал, прикованный к железной кровати. Глаза его были открыты.

– Она ведь умрет, – сказал он, когда Эрбэнус вогнал ему в вену иглу и начал высасывать кровь. – Я чувствую, как смерть идет за твоей женщиной.

– Заткнись.

– И за твоим ребенком.

– Я сказал, заткнись! – если бы Эрбэнус не был ослаблен вирусом, то тени, рожденные его гневом, сожрали бы Оллрика. Впрочем, именно этого, казалось, и добивается древний.

Накамура не знал, зачем вошел в эту комнату. Оллрик взглянул на доктора лишь мельком. Эрбэнус вытащил из его вены иглу. Тонкая струйка крови скатилась по бледной коже древнего, упала сквозь прутья железной кровати на пыльный пол. Эрбэнус прошел мимо доктора, сделал Лане еще один укол.

– Проклятое место, вы согласны со мной, доктор? – спросил Оллрик.

Накамура не ответил.

– И вы здесь такой же пленник, как и я, – древний повернул голову, глядя доктору в глаза. – Но вам здесь не место. Нам здесь не место… Но знаете что, доктор? Мы не выберемся отсюда. Ни вы, ни я. Женщина, которую вы только что оперировали, умрет, и Эрбэнус убьет вас… Но если вы освободите меня сейчас… Если позволите восстановить силы, пожертвовав часть своей крови, то даю вам слово, что заберу вас с собой…

– И превратишь в слугу? – спросил Накамура.

– В слугу? Нет. Я просто…

– Он просто убьет тебя, а затем разделается со мной, с Ланой и ребенком, – закончил за древнего Эрбэнус, заглядывая в комнату, сжал слабой рукой плечо доктора и сказал, что Лана очнулась.

Накамура осмотрел ее, удивляясь, как вообще после подобного можно еще жить. Да, в глазах Ланы определенно была жизнь. Она смотрела на доктора и окровавленными губами говорила «спасибо».

– Теперь ты сотрешь мне воспоминания и вернешь в Наследие? – спросил Эрбэнуса доктор, начиная задыхаться от металлического запаха крови, которым пропитался, казалось, весь дом.

– Если я этого не сделаю, то выдам себя, – сказал Эрбэнус.

– Тогда давай сбежим вместе. Ты, я, Клео, твой ребенок и твоя женщина… – Накамура посмотрел на Лану, на свежие швы. Кровь еще сочилась из ран. Переживет ли она дальнюю поездку? Сможет ли выкарабкаться без крови древнего? Накамура убедил себя, что да. К тому же можно будет взять с собой немного крови Оллрика… Доктор даже пообещал, что приютит Эрбэнуса и его семью в своем доме… И план был неплох на первый взгляд. Неплох и осуществим. Вот только…

Фонсо. Новый Первенец Габриэлы. Мальчику не было еще и месяца, но выглядел он уже как школьник. Фонсо почувствовал Претендента. Почувствовал ребенка Ланы и Эрбэнуса, который появился на свет.

– Нет! – приказала ему Габриэла, когда он показал ей рождение Претендента. – Ты выше этого!

Фонсо гневно топнул ногой.

– Нет! – Габриэла преградила выход из комнаты.

Мысли Фонсо лились, словно река. Яркие и кристально чистые в своем гневе. Мог ли он их контролировать? Хотел ли он их контролировать? Голубые глаза налились кровью. Фонсо зарычал, и Претендент услышал его, почувствовал. Претендент, у которого еще не было даже имени. Хотя в этот момент каждый в Наследии чувствовал этот гнев, эту ярость Первенца. Чувствовали это и простые люди.