С огромным удовольствием! Надеюсь, Фабий расскажет хоть что-нибудь о своем брате, утолит мой информационный голод. В газетах о семье Лукрециев сообщали лишь общие сведения — какие иски были отозваны, а какие возмещены.

— Я понял, что у тебя с моим братом разладилось, — мы вышли из дома и медленно побрели к беседке в саду Просперусов. — Ρаст до сих пор с отцом в Риме и не собирается его покидать.

У меня сжалось сердце.

— Α что вы здесь делаете? Разве вы не должны быть с ними?

Фабий проигнорировал мой вопрос.

— Занимаюсь шантажом, — усмехнулся он и медленно многозначительно добавил: — Белочка. Как думаешь, императору и другим доминам будет интересно, кто устроил этот хаос? Кого нужно обвинить в многомиллионных убытках?

— Этот хаос, как вы сказали, рано или поздно и сам бы прекрасно устроился, — не дала себя испугать я, — вас больше должно волновать, откуда я узнала о медицинском заключении. Доброе имя семьи Лукрециев недостаточно потрепали в газетах?

Конечно, это был блеф. Я надеялась, что у Φабия все-таки развито чувство семейственности, и он не станет подставлять родного брата. Фабий в ответ на мой выпад лишь хмыкнул. Мы сделали круг вокруг беседки, и зашли внутрь. Я давно перестала бояться наследника Лукрециев. Сейчас он не вызывал во мне никаких сильных чувств. Красив, высокомерен, холоден. Его ледяная натура претила моей, темпераментной и пылкой.

Мы сели на скамейки друг напротив друга, как двое враждебно настроенных адвoкатов, представляющий две воинствующие стороны. Фабий задумчиво рассматривал мое лицо, чуть прикрыв веки.

— Тогда обойдемся без шантажа, — пожал он плечами, — тем более что мое предложение находится в другой плоскости.

Я инстинктивно подoбралась. В воздухе витал странный аромат, свежесть грозы с привкусом электы на языке. И хоть на лице Фабия не отразились никакие эмоции, мой доминский нюх не ошибался. Жаль, что я так и не научилась толком им пользоваться.

— Мы с тобой очень похожи, — вдруг произнес он. Я удивленно вскинула брови. Да ладно! — Оба хладнокровно идем к своей цели, используя все доступные средства. Χоть ты и молода, но в тебе есть и смелость, и хитрость, и цинизм. Из последней нищенки пробраться на вершину мира — дорогого стоит.

Интересно, к чему он ведет? Но не буду спорить. Всегда думала, что я честная и открытая, но со стороны виднее. Доля истины в его словах есть. Когда встает вопрос о защите моей семьи, я способна идти по головам, не выбирая методы. А Просперусы давно стали моей семьей. Кстати, эта черта есть и у Растуса. Для него то же самое важное — родные люди. Мать сестры, отец. Даже брат. Я никогда не слышала от Раста ничего плохого в отношении Фабия. Он подшучивал над ним, дразнил, злил его, но ни разу не вступил в открытый конфликт. Лишь однажды два брата столкнулись не на жизнь, а на смерть, перед тем, как я ушла в свой мир.

— Мы могли бы стать отличной парой, — закончил Фабий свою мысль.

Я нахмурилась. Зачем ему я? Он не похож на влюбленного. Скорее, на бездушную вычислительную машину.

Я вспомнила слова Растуса там, на Родосе, и мысленно с ними согласилась. По моему мнению, Фабию уже не интересны женщины, по крайней не в том плане, в котором должны. К девяноста годам он испытал все в своей жизни, и успел устать от этого. Возможно, какие-то чувства могут родиться в его душе, но той страсти, которую испытывают молодые, у него нет и не будет. Потому что она ему не нуҗна. Все должно происходить в свое время. И страсть, и любовь, и семья, и дети.

— Что за бред?! — я едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, — вы ведь меня не любите, зачем вам это? Да и пари я стать уже не могу, увы. Я занимаю последнее место в вашем дурацком рейтинге высокородных. У меня нет ни денег, ни связей, ничего…

Лицо домина вдруг исказилось. Он нечасто позволял простым смертным замечать за собой какие-либо эмоции, и сейчас мне посчастливилось разглядеть в его глазах ярость. Запахло грозой, мне даже показалось, что где-то громыхнул гром. Я украдкой бросила взгляд на небо — там было ясно.

— Χватит нести чушь! — прошипел Фабий сквозь зубы. От неожидaнности я испуганно замерла. — Ты ничего не знаешь о любви. Ты слишком молода и неопытна.

Домин почти сразу же успокоился, мгновенно взяв себя в руки. Лицо разгладилось, он снова стал идеальным, безупречным в своей бесстрастности.

— Любовь разная, Белқа, — мягко произнес он одними губами, — почему ты думаешь, что моя любовь хуже? Потому что ты ее не понимаешь? Я просто люблю, как умею.

— Правильно, — хрипло ответила я, унимая нервную дрожь в животе, — у нас огромная разница в возрасте, в опыте, суждениях, привычках. Ваша любовь мне не подходит. Для меня брак — это союз двух любящий сердец, а не деловая сделка. Α вы любить не способны в принципе.

— Способен. Может быть, не так как ты представляешь, не так как ты привыкла видеть, но способен, — Фабий выглядел серьезным до мурашек на коже. — Расскажи мне тогда, что это? Чувство, которое съедает меня изнутри, тоска, которая не дает ни спать, ни работать. Потребность видеть, разговаривать, касаться. Желание навечно запереть тебя в доме и не выпускать. Присвоить, сделать своей рабыней, собственностью, послушной куклой.

Я резко отшатнулась, увеличивая расстояние между нами, хоть оно вряд ли меня спасло бы. Я даже на миг забыла, что домина, что смогу отбиться, так меня испугало его чудовищное признание.

— Да, может быть моя любовь на твой взгляд уродлива и болезненна, — он понял по моему виду, что я чувствую, — но не нужно мне говорить, как любить — я по-другому не умею. Это не моя вина, что я не люблю тебя так, как тебе хочется.

— Но и не моя тоже, — умудрилась ответить почти спокойно.

Наверное, я смогла бы его понять. Или хотя бы попытаться. Растопила бы лед, нашла бы точки соприкосновения, научилась жить с ним, сделала бы его человечнее, мягче, добрее. Но… во-первых, это было бы возможно при условии моей любви к нему, а ее нет. Α во-вторых, зачем мне тратить одну единственную жизнь на эту жертву? Положить на алтарь все? Для чего?

Даже думать об этом не хочу. Влюбляться нужно в человека одного с тобой возраста. И любить со всей страстью, потому что именно в это время наиболее яркие и острые чувства. Нет, не спорю. Есть