Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, – сказал Бобби. – Никогда не составлял завещаний.
– А я составляла… два. Второе – сегодня утром. Мне пришлось сочинить предлог для встречи со стряпчим.
– И кому же ты оставила все свои деньги?
– Тебе.
– Это немного опрометчиво, ты не находишь? Если бы Роджеру Бэссингтон-ффренчу удалось тебя укокошить, меня, вероятно, вздернули бы за это.
– А мне и невдомек, – сказала Фрэнки. – Ну ладно. Так вот, мистер Сэвидж до того нервничал и был в таком взвинченном состоянии, что мистер Элфорд прямо там же на месте составил завещание. Пришли служанка и садовник и засвидетельствовали его, и мистер Элфорд забрал его с собой на хранение.
– Это действительно исключало подлог, – согласился Бобби.
– Знаю. Какой уж тут подлог, когда человек ставит подпись у тебя на глазах. А что касается убийства, то об этом сейчас трудно что-либо узнать. Врач, которого тогда вызвали, уже умер. Вчера мы видели нового, он тут всего месяца два.
– Что-то у нас удручающе много покойников, – сказал Бобби.
– Боже, а кто еще умер?
– Альберт Миэр.
– Ты думаешь, их всех убрали?
– Да очень уж смахивает на мор. Впрочем, с Альбертом Миэром все вроде нормально: несчастному старичку было семьдесят два.
– Ну что ж, тут можно, пожалуй, вести речь о естественной смерти. А с Роз Чадли повезло?
– Да. Оставив службу у Темплтонов, она уехала в городок на севере Англии, но вернулась сюда и вышла замуж за мужчину из местных, с которым она, похоже, дружила последние семнадцать лет. К сожалению, она немного с приветом. Кажется, ничего не помнит. Возможно, ты сумеешь чего-нибудь от нее добиться.
– Попробую, – сказала Фрэнки. – Я умею разговаривать с чокнутыми. А где Бэджер, кстати?
– Милостивый боже, я совсем забыл о нем. – Бобби встал, вышел из комнаты и через несколько минут вернулся.
– Он еще спал, – объяснил Бобби. – Сейчас встанет. Горничная вроде бы четыре раза стучала в дверь, но без всякого толку.
– Пожалуй, лучше нам сходить к этой полоумной, – сказала Фрэнки, вставая. – А потом мне обязательно надо купить зубную щетку, халат и другие предметы первой необходимости, чтобы жить по-человечески. Прошлой ночью я так приблизилась к природе, что совершенно о них забыла, и завалилась спать, едва стянув верхнюю одежду.
– Да, – сказал Бобби. – Я тоже.
– Идем потолкуем с Роз Чадли.
Роз Чадли, ныне миссис Прэтт, жила в небольшом коттедже, переполненном мебелью и фарфоровыми собачонками. Сама миссис Прэтт была дородной неповоротливой женщиной с рыбьими глазами и, судя по некоторым признакам, с полипами в носу.
– Вот видите, я вернулся, – бодро сказал ей Бобби.
Миссис Прэтт, отдуваясь и кряхтя, оглядела их без всякого любопытства.
– Нас заинтересовало, что вы жили у миссис Темплтон, – объяснила Фрэнки.
– Да, мэм, – сказала миссис Прэтт.
– Сейчас она, кажется, живет за границей, – продолжала Фрэнки с видом близкого друга семьи, о которой идет речь.
– Говорят, да, – согласилась миссис Прэтт.
– Вы ведь некоторое время работали у нее, правда?
– Что, мэм?
– Вы какое-то время работали у миссис Темплтон, – медленно и с расстановкой повторила Фрэнки.
– Я бы этого не сказала, мэм. Всего два месяца.
– О-о! А я-то думала, вы служили у нее гораздо дольше.
– То была Глэдис, мэм. Горничная. Она работала там полгода.
– Вас было двое?
– Совершенно верно. Она была горничной, а я кухаркой.
– Вы ведь были там, когда умер мистер Сэвидж, правда?
– Простите, мэм?
– Вы были там, когда умер мистер Сэвидж?
– Мистер Темплтон не умер. По крайней мере, я не слыхала. Он уехал за границу.
– Не мистер Темплтон, мистер Сэвидж, – сказал Бобби.
Миссис Прэтт посмотрела на него пустым взглядом.
– Тот джентльмен, который оставил ей все деньги, – сказала Фрэнки.
Лицо миссис Прэтт озарилось чем-то похожим на свет разума.
– Ах да, мэм, джентльмен. Было еще дознание.
– Правильно, – сказала Фрэнки, радуясь своему успеху. – Он довольно часто наезжал сюда, правда?
– Насчет этого не скажу, мэм. Я только пришла тогда. Глэдис должна знать.
– Но вам пришлось засвидетельствовать завещание, не так ли?
Миссис Прэтт тупо посмотрела на нее.
– Вы видели, как он подписал бумагу? Вы сами подписывали ее?
И снова проблеск понимания.
– Да, мэм. Я и Альберт. Прежде я никогда такого не делала, и мне это не понравилось. Я сказала Глэдис, что мне не нравится подписывать всякие бумаги, и это так, но Глэдис заявила, что все, должно быть, в порядке, раз там был мистер Элфорд, а он очень приятный джентльмен, да еще стряпчий.
– Что именно там произошло? – спросил Бобби.
– Простите, сэр?
– Кто позвал вас подписаться? – спросила Фрэнки.
– Хозяйка, сэр. Она зашла на кухню и спросила, не схожу ли я в сад за Альбертом и не придем ли мы потом в лучшую спальню. Она только накануне освободила ее для этого господина. Он сидел там на постели. Вернулся из Лондона и тут же слег, и вид у него был совсем больной. Раньше-то я его не встречала. Но выглядел он как привидение, и мистер Элфорд тоже там был, он говорил очень вежливо и сказал, чтобы я не боялась и поставила свою подпись там, где господин этот расписался. Так я и сделала: написала фамилию свою и адрес, а потом еще добавила: «Кухарка». И Альберт сделал то же самое, а потом я пошла, вся дрожа, к Глэдис и сказала, что никогда не видела джентльмена, который бы выглядел как смерть, а Глэдис сказала, что накануне вечером он выглядел нормально и что, наверное, в Лондоне его расстройство постигло какое-то. Он уехал в Лондон очень рано, когда все еще спали. А потом я сказала, что мне не нравится бумаги подписывать, а Глэдис и говорит: мол, ничего страшного, ведь там был мистер Элфорд.
– А мистер Сэвидж, этот джентльмен, когда он умер?
– Наутро, мэм, это точно. Он закрылся в тот вечер в комнате и близко к себе никого не подпускал, а когда Глэдис утром заглянула к нему, он был мертвый и окоченевший, а рядом с кроватью лежало письмо, и на конверте надпись: «Судебному медику». Ой, тут уж Глэдис и впрямь струхнула. А потом было дознание и прочее. Месяца два спустя миссис Темплтон сказала мне, что она уезжает жить за границу. Но она подыскала мне очень хорошее место на севере, с приличным жалованьем, и сделала мне ценный подарок, и все такое. Очень милая леди, миссис Темплтон.
Миссис Прэтт уже разговорилась и получала удовольствие от собственного красноречия. Фрэнки встала.