Увы, правда все разрушила бы. Идаан проглотила ее, загнала вглубь себя и приняла позу подчинения. Она победила. Данат скоро об этом узнает.

Когда пажа Даната послали за луком, Идаан вернулась к себе, одним движением плеч скинула одежды и надела свободные охотничьи шаровары и красную кожаную рубашку. У зеркала она присела и какое-то время смотрела на свое ненакрашенное лицо. Глаза казались маленькими и плоскими, губы — бледными и широкими, как у рыбы, щеки — впалыми. Ни дать ни взять крестьянка, которая ходит за плугом в предместье. Всей своей красотой Идаан была обязана гриму. Может, когда-нибудь она снова накрасится. Сегодня красота не нужна.

У дворца Ваунёги их ждали охотники. Конские копыта нетерпеливо постукивали по темным плитам двора. Увидев одежду Идаан, Адра принял позу вопроса. Идаан не ответила, а подошла к одному из всадников, приказала спешиться, забрала у него меч и лук и вскочила в седло. Адра галопом подскакал к ней и встал рядом. Его конь был больше, и Адра смотрел на Идаан сверху вниз, будто стоял на ступеньку выше.

— Мой брат едет с нами, — заявила она. — Я тоже.

— Думаешь, это разумно? — холодно осведомился Адра.

— Я и так просила у тебя слишком многого, Адра-кя.

Его лицо осталось холодным, но он больше не стал возражать.

Выехал Данат Мати в бледных траурных одеждах, на огромном охотничьем жеребце — воплощение силы, мужества и доблести. С ним было пять всадников — члены утхайема, которые на свою беду узнали про охоту и увязались за Данатом. С ними тоже надо будет что-то делать.

Адра принял перед Данатом позу почтения.

— У нас есть сведения, что ночью из южных ворот выехала повозка. Якобы из проулка рядом с башней.

— Туда! — бросил Данат, повернулся и пришпорил коня.

Идаан последовала за ним. Ветер трепал ее волосы, звериный запах коня был насыщенным и сладким. Конечно, долго такой галоп не выдержать, но это тоже представление: последние сыновья Мати, один — убийца и прислужник хаоса, ускользнул во тьму, а второй — праведный мститель, выехал на битву во имя справедливости. Данат знал свою роль и теперь, когда Идаан подтолкнула его к действию, играл прекрасно. Те, кто увидит их на улицах, расскажут остальным, и весть разойдется по всему городу. О таких погонях складывают песни.

Перейдя мост через Тидат, они замедлили шаг и стали расспрашивать встречных, не видел ли кто повозку. Идаан знала, что на самом деле повозка направилась в разрушенный постоялый двор в пол-ладони ходьбы от западного предместья. Не прошло и половины утра, как охота взяла ложный след и повернула на север, в предгорье. Вскоре они оказались на пересечении дорог: с востока на запад шел рудничный тракт, а из города к горам — узкая тропа. Данат смотрел разочарованно и устало.

Заговорил Адра — так громко, что все его услышали, — и у Идаан засосало под ложечкой.

— Данат-тя, нужно разделиться! Восемь человек на восток, восемь — на запад, еще восемь — на север, а двое ждут здесь. Те, кто найдет следы выскочки, пришлют гонца, и двое соберут остальных.

Данат обдумал его слова и согласился. Он взял себе северную дорогу, а утхайемцы, чуя возможность отличиться, выбрали восток и запад. Адра повернул на восток, напоследок заглянув в глаза Идаан, будто спрашивал: сможешь или нет? Идаан не ответила. Она присоединилась к шестерым охотникам Дома Ваунёги и поехала за Данатом в горы.

Когда полуденное солнце зависло над их головами, они остановились у небольшого озера. Охотники разъехались в разные стороны, как на каждой стоянке. Данат спешился, размял руки и ноги и принялся ходить из стороны в сторону. Его взгляд был мрачен. Идаан подождала, пока остальные исчезнут за деревьями, сняла с плеча лук и встала рядом с братом. Он посмотрел на нее и отвел глаза.

— Здесь его не было. Он опять нас обманул.

— Возможно, — ответила Идаан. — Но он все равно ничего не добьется. Даже убив тебя, он не станет хаем Мати. Утхайем и поэты его не поддержат.

— Он мстит, — сказал Данат. — Он нас возненавидел.

— И это возможно.

Птица коснулась озерной воды, с пронзительным криком нырнула и через несколько мгновений поднялась, сжимая в когтях отблеск живого серебра. Сквозь голубое небо просвечивал белый серпик луны. От озера шел холод; ветер играл волосами Идаан и стеблями тростника. Данат вздохнул.

— Трудно было убивать Кайина? — спросила Идаан.

Данат воззрился на нее, словно не поверил тому, что услышал. Идаан не отводила глаз, пока он не отвернулся.

— Да. Да, трудно. Я его любил. Теперь мне не хватает их обоих.

— Но ты все равно решился.

Он кивнул. Идаан подошла ближе и поцеловала брата в небритую щеку. Губам стало щекотно, и, отходя, она вытерла рот рукой. Через десять шагов она вставила в лук стрелу и отвела назад тетиву. Данат все так же смотрел на воду. Идаан бесстрастно оценила ветер, расстояние…

Стрела с треском ударила ему в затылок, как топор, раскалывающий полено. Сначала Данат будто не заметил, потом медленно опустился на землю. Кровь полилась на воротник, светлая ткань стала багровой, как кусок мяса. Идаан подошла, опустилась на колени, взяла руку Даната в свои и стала смотреть на воду.

Неожиданно для самой себя Идаан запела. В душе она кричала, визжала, звала охотников, а губами пела старую песню, плач, который слышала в темных подземельях в холодные зимы. Слова были на имперском языке, и Идаан почти не понимала их смысла. Мелодия боли и печали вздымалась и опускалась, переполняла ее и весь мир.

Наконец к Идаан неуверенно приблизились два охотника. Она не видела, как они вышли из-за деревьев.

— Моего брата убил Ота или его прислужники, — не глядя на охотников, сказала Идаан. — Пока мы вас ждали.

Охотники переглянулись. Долгий и мучительный миг ей казалось, что они не поверят. Настолько ли они верны Дому Ваунёги, чтобы закрыть глаза на преступление?

Старший из них заговорил:

— Мы найдем убийцу, Идаан-тя! — Его голос дрожал от ярости. — Мы приведем остальных и перевернем каждый камень на этой горе!

— Но вы не вернете мне отца. И Даната. Никто не встанет рядом со мной на свадьбе.

Она осеклась и зарыдала. Ее немного удивило, что не пришлось притворяться. Она нежно прижала труп брата к себе, ощутила, как кровь промачивает одежду.

— Я возьму его лошадь, — предложил один из охотников. — Привяжем…

— Нет, — возразила Идаан. — Отдайте его мне. Я отвезу его домой.

— До города далеко. Вы уверены…

— Я отвезу его домой. На моем месте он сделал бы то же самое. У нас в семье так принято.

Охотники положили Даната на круп ее коня. Животное нервничало от запаха крови, но Идаан крепко держала удила, ворковала ему на ухо, убеждала и приказывала. Когда слова ее оставляли, она пела, и вспоминались ей только похоронные песни. Она не чувствовала ни печали, ни сожаления, ни торжества — будто застыла в кратком миге между ударом и болью. В ее мыслях были лишь песни и треск кости под стрелой.