пытаюсь побороть внезапное желание выбить стекло.

— Джейкоб, — раздается тихий, неуверенный голос рядом со мной. Я поворачиваюсь налево и вижу, что рыжеволосая стоит там, переминаясь с ноги на ногу. Затем, бросив быстрый взгляд через плечо, она поднимает руку и говорит. — Вот.

В ее маленьких пальчиках зажато то, что, как я предполагаю, является тем самым пакетом с хлебом и молоком, который я только что пытался купить. Когда я не делаю попытки забрать их у нее, она встряхивает пакет.

— Возьми это, пожалуйста.

Мне бы хотелось сказать, что я очень ценю ее щедрость.

Что ее по-доброму звучащий голос и робкая улыбка на лице — долгожданная перемена.

Что это заставляет меня чувствовать себя лучше.

Но сейчас я измучен и полон подозрений. Это пронизывает мою кровь и течет по моим венам.

Потребовалось некоторое время, чтобы поверить Реми. И даже сейчас я ненавижу тот факт, что в глубине моего сознания все еще есть крошечная частичка, которая думает, что она может отвернуться от меня. Это едва ощущается, как легчайшее прикосновение перышка, щекочущего в глубине моего сознания. Но, тем не менее, это ощущение есть, несмотря на мои чувства к ней.

Эту девушку, стоящую передо мной, я ни в малейшей степени не знаю, и поэтому я ей совсем не доверяю.

Желая заставить ее поторопиться и уйти, я забираю у нее пакет, не говоря ни слова. Я не уверен, что камеры попадают в эту часть парковки, так что чем дольше мы здесь стоим, тем сильнее напрягаются мои плечи.

Она еще раз оглядывается через плечо, возможно, чтобы проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за ней.

Может быть, они стоят в тени, ожидая ее сигнала.

Неужели именно сейчас она сделает свой ход, каким бы он ни был?

Но, нет. Все, что она делает — это слегка машет рукой.

— Спокойной ночи, Джейкоб.

Я стою на том же месте, глядя ей вслед еще десять секунд после того, как она уходит, прежде чем сесть в свой грузовик и отправиться домой. Я понятия не имею, что думать о том, что только что произошло.

Как только я оказываюсь дома, я разжигаю огонь и сажусь лицом к бескрайнему океану. Без Реми я чувствую себя чертовски потерянным и не знаю, что с собой делать. Я даже не знаю, когда она вернется.

Мне следовало бы снова привыкнуть к этому дерьму. Но привыкает ли пустыня когда-нибудь к тому, что в ней нет дождя, или она просто справляется с этим, потому что должна? Потому что я чувствую себя так, словно был пустыней, годами переживавшей засуху, изголодавшейся по человеческому общению и привязанности, бесплодной, а потом на меня, наконец, обрушился ливень.

Я снова наполнился жизнью, но я знаю, что мне снова придется столкнуться с засухой.

Ей не место в этой жизни.

Она слишком добрая.

Слишком яркая.

Она была не просто дождем. Она также была радугой после шторма. Эти яркие, обнадеживающие цвета указывают на то, что худшее позади. Хотя я не знаю, так ли это на самом деле.

Как только я решаю, что будет лучше, если я оставлю ее в покое, она обходит мой дом и направляется ко мне, как будто я вызвал ее своими мыслями о ней.

Она похожа на прекрасный глоток свежего воздуха, ее волосы мягко развеваются на ветру, и все мысли о том, чтобы отпустить ее, уносятся прочь этим ветерком.

Мягкие, теплые карие глаза находят меня, и внезапно мне кажется, что прошло так много времени с тех пор, как я видел ее в последний раз. У меня физически болит грудь при мысли о том, что мне придется расстаться с ней. Я не знаю, смогу ли я.

Особенно когда я знаю, каково это — держать ее в своих объятиях.

Каково это — быть внутри нее.

Каково это — слушать звук ее голоса, когда кончает на мой член.

И взгляд, которым она смотрит на меня прямо сейчас, говорит о том, как много я действительно значу для нее. Как будто я не грязь у нее под ногами.

Ее шаги ускоряются, когда я встаю со стула. Те же самые ощущения, позволяющие чувствовать себя живым, раскрываются внутри меня. Мое сердце подпрыгивает в груди, стуча быстрее, при приближении Реми. Она даже не останавливается, когда добегает до меня, вместо этого продолжая двигаться вперед, пока не врезается в меня и крепко не обхватывает руками за талию. Как будто и ей кажется, что прошло гораздо больше времени с момента нашего расставания.

Мои руки прижимают ее к себе, и я вдыхаю цветочный аромат ее волос. Я хочу спросить ее, где она была и почему ушла, но я не хочу, чтобы этот кусочек рая заканчивался.

Реми отклоняет голову, что, как я понял, является приглашением, поэтому я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее губам. Целовать ее стало одним из моих любимых занятий. Кажется, я никогда не могу насытиться.

Но слишком быстро она отстраняется и откидывается назад, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. — Я вроде как скучала по тебе.

Ее голос мягок, как ласка для моей души, и хотя я безумно скучал по ней, кажется, я не могу выдавить из себя те же слова. Однако она, кажется, не возражает, одаривая меня теплой улыбкой и проводя рукой по моей щеке.

— У меня есть для тебя сюрприз.

— На самом деле, я не люблю сюрпризы.

Сначала это, кажется, забавляет ее, но потом она отступает от меня на шаг и начинает покусывать нижнюю губу. Я замечаю, как ее большой палец одновременно потирает кончики пальцев. Я видел, как она делала это раньше, и я знаю, что она делает это, когда нервничает или испытывает неуверенность.

Внезапное выражение неуверенности появляется на ее лице, мгновенно выводя меня из себя.

Она оглядывается через плечо на местность, откуда только что пришла, и я прослеживаю за ее взглядом.

Мои внутренности скручиваются от замешательства, когда я вижу мужчину, выходящего из-за угла, а затем направляющегося в нашу сторону.

Какого черта?

Это что, какая-то извращенная шутка?

Является ли это частью схемы, в которую, как я думал, она была вовлечена с самого начала?

Я поворачиваюсь к ней, не уверенный, что ожидаю увидеть, но это не тот мягкий, полный надежды взгляд на ее лице, когда она ждет моей реакции.

Оглядываясь на парня, я наблюдаю, как он приближается, и чем ближе он подходит, тем больше знакомого возникает в глубине моего сознания.

Парню под тридцать.