— Дался вам этот визит!.. Вечно что-то скрываете от меня. Нервы мои бережете, что ли?

— Тебе и так досталось с поездкой, — мягко сказал Кузьмич. — Поглядела бы на себя, когда вернулась…

— Наверное, вы и сегодня терзались сомнениями: звать меня сюда или же дать полежать в постельке, выспаться!..

— Терзался, — усмехнулся Кузьмич, — что правда, то правда. Ну ладно, пойдем. — Он взглянул на часы. — Ордер на арест Лелеки я выписал еще вечером. Люди уже давно на месте. Скоро, думаю, привезут его. Так что еду в управление. Тебя подброшу домой.

— А можно остаться?

— Еще наговоришься с Лелекой. Отдыхай.

— Хочу поглядеть, что у Белявских.

— Как знаешь, Саша. Но лучше бы тебе поспать. Завтра много дел, надо быть в форме.

— Я останусь!..

Оказавшись в доме Белявских, Гроха вспомнил об истории с фальшивыми драгоценностями, изъятыми в свое время у этих людей. Свежа была в памяти и головомойка, устроенная ему тогда руководством УЧК. Поэтому сегодняшнее поручение — осмотреть дом, задержать и доставить в комендатуру его обитателей — Гроха расценил как шанс на реванш, действовал с особым старанием.

Гроха производил обыск, а напарник стоял у входной двери, держа под наблюдением хозяев дома. На них неотрывно глядели и понятые, стоявшие в противоположном углу комнаты. Уж они-то, городские обыватели, были наслышаны о многочисленных налетчиках, взломщиках, душителях, орудующих на улицах в ночную пору. Утверждали, что были среди бандитов и такие, что передвигались на высоченных ходулях, запросто проникая на балконы и в окна вторых этажей богатых особняков…

Сейчас понятые с любопытством и страхом разглядывали Белявских, у дома которых ЧК подняло такую стрельбу…

Между тем Гроха быстренько переворошил находившийся в комнате немногочисленный скарб — старый фибровый чемодан, еще чемодан, поменьше, большую плетеную корзину для белья, фанерный шкаф и грубые деревянные полки на стене. Теперь надо было осмотреть продавленный полосатый матрац, на котором сейчас сидели рядышком Станислав Оттович и Стефания.

Вошла Саша. Гроха обернулся на скрип двери, кивнул сотруднице. Продолжая обыск, он согнал Белявских с матраца, поставил матрац боком, потрогал ткань, где она была прибита к деревянному каркасу. При этом отовсюду стали вылезать толстые блестящие клопы, и Гроха брезгливо вытер пальцы о штаны.

Саша села на табурет, стала наблюдать. Поймав на себе испуганный взгляд Белявской, отвернулась к окну. Очень хотелось допросить Стефанию и врача, чтобы выяснить, наконец, тайну фальшивых ценностей, но она сдержалась, решив, что сделает это позже, в ЧК.

Обыск продолжался. И хотя была исследована каждая щель, а с наступлением рассвета столь же тщательно осмотрен и сад, Гроха ничего не обнаружил.

В восьмом часу утра работа была завершена, Белявских вывели на улицу.

И здесь наконец повезло чекистам!

В одном из соседних домов — стареньком деревянном строении, прилепившемся к гребню высокого обрыва, — вдруг распахнулось окно, и в нем появился ребенок. Мальчик — ему было лет десять — несколько секунд с любопытством глядел на арестованных и конвоиров, потом отпрянул от окна, будто вспомнил о чем-то. Вслед за тем из дома донеслись вопли ребенка вперемешку с сердитым женским контральто. Еще через минуту ребенок выпрыгнул из окна, а из двери выбежала мать и стала его ловить. Но мальчик уже карабкался по приставной лестнице на крышу.

Вскоре он был наверху. И тогда Саша увидела у него в руках бинокль, большой морской бинокль, очень похожий на «цейс», которого не оказалось при убитом Ящуке.

— Обожди меня, — сказала она Грохе, быстро пошла к дому.

Несколько минут спустя она держала в руках свой бинокль.

Оказалось, хозяйка этого дома купила, точнее, выменяла бинокль у «госпожи докторши» — та взяла за него два ведра картошки и кварту подсолнечного масла.

Здесь же, на улице, была наскоро допрошена Стефания Белявская. Она все подтвердила. Бинокль принадлежал их «старому другу», видимо, был куплен на барахолке. Дома бинокль лежал без дела, а им было голодно — здесь, на окраине, муж почти не практиковал, следовательно, не имелось и заработков. Тогда и было решено обменять бинокль на продукты. Белявская назвала дату, когда Тулин принес в дом бинокль. Это совпадало со временем убийства Миколы Ящука.

Когда возле жилища Белявских загремели выстрелы и послышались крики, в одном из соседних домов отворилась дверь, на пороге появился мужчина. С минуту он прислушивался, затем взял шляпу и покинул дом.

Вскоре он уже звонил у двери аптеки, звонил настойчиво, требовательно, пока не разбудил ее хозяина. Когда посетителя впустили, он снял трубку телефона, твердя, что тяжело заболел брат и надо срочно вызвать врача.

Разговор состоялся. Мужчина несколько раз повторил в трубку, что болезнь серьезная, доктор должен прибыть немедленно, иначе будет поздно. Затем он покинул аптеку — столь же стремительно, как и ворвался в нее несколькими минутами раньше.

На другом конце провода повесил трубку Константин Лелека. Он стал быстро одеваться. Света не зажигал — за домом могло быть наблюдение. На сборы ушло не много времени — саквояж, в котором имелось все необходимое, был всегда наготове.

Он бесшумно отворил окно, прислушался. Вокруг было тихо.

Под окном смутно светлел широкий карниз. По нему можно было добраться до угла дома, где имелась металлическая пожарная лестница, спуститься на задний глухой дворик и через пролом в заборе выйти на улицу уже в другом квартале…

Но Лелека недооценил председателя УЧК. Кузьмич еще неделю назад окончательно прояснил личность подпавшего под подозрение сотрудника. В те дни поступили сведения о двух телефонных номерах, связываясь с которыми Лелека никогда не пользовался своими личными телефонами — служебным или квартирным, — звонил этим абонентам из столовой, с вокзала или с почты. Установив владельцев обоих телефонов, чекисты вскоре засекли у них на квартирах появление Белявского, а затем и Бориса Тулина… Знал Кузьмич и многое другое — в частности, был информирован о пожарной лестнице в доме, где жил Лелека, и о дыре в заборе, огораживавшем задний дворик.

Лелека был взят, когда выбирался из этого двора на улицу.

Следствие по делу Константина Лелеки вела особая группа, которую возглавлял председатель УЧК. Саша в нее не входила, но, случалось, присутствовала на допросах — сидела в углу комнаты и слушала, как Кузьмич и его помощники пытались «размотать» предателя. А тот крутил, изворачивался, отказывался от того, что утверждал только вчера, не признавал очевидных фактов. Чем было вызвано такое поведение Лелеки? Набивал себе цену в надежде выторговать жизнь в обмен на сведения, которыми располагал? Могло быть и так, что надеялся на контрреволюционное восстание в уезде — вот и петлял, чтобы дотянуть до этого времени…