трапезе. Горело уже несколько сотен домов. Пламя лизало сухие прокопчённые брёвна, мгновенно охватывало промасленную холстину окон. Уже никто не тушил пожаров, со всех колоколен напрасно бил набат. Тысячи людей, телег, всадников, устремились под охрану стен. Среди них мелькали красные кафтаны стрельцов и чёрные — опричников. В толпе метались командиры. Размахивая палками, они тщетно пытались остановить бегущих. И только один воевода, грузный бородатый старик, принял верное решение. Его полк покинул горящий город, вышел на Апраксин луг, и, построившись в боевой порядок, приготовился к отпору. Это был полк Михаила Воротынского. И хан возблагодарил Аллаха за то, что старый воевода командует не всем русским войском, а лишь одним полком.

Ещё немного и можно было давать сигнал к атаке. Не начав сражения, хан уже победил, противник в панике бежит, открывая для удара тылы. Воистину хан — великий воин. Степные певцы-акыны скоро сложат песни про то, как не потеряв ни одного воина он взял главный город русских. Благодарение небу за то, что выдался сухой солнечный день, дождь мог сорвать замысел хана. В то же мгновение небо, словно услышав мысли хана, глухо заворчало. Раздался удар грома. Тысячи глаз уставились в небо. Русские — с надеждой, татары — с беспокойством. Хороший ливень мог потушить занявшийся пожар и спасти город. И хотя на небе по-прежнему не было ни облачка, хан понял — нужно спешить. Он знал как быстро налетает буря в степи.

Девлет-Гирей выхватил кривую саблю. Прочертив над его головой сияющий круг, сабля упала меж ушей чепрачного коня, указывая на город. В тот же миг чёрная лавина всадников, стремительно ускоряясь, с визгом и диким воем покатилась с трёх сторон на Москву. И в тот же миг мощный удар грома расколол небо пополам. Над Воробьёвыми горами возникли три великана-смерча. Клубясь, они раскачивались над городом, словно разглядывая его с высоты, и вдруг ринулись вниз, опережая татарскую конницу.

Хан почувствовал, что ему нечем дышать, глаза запорошила туча принесённой ураганом пыли. Мощный вихрь словно пушинку сдул ханскую ставку. И в эту минуту хан отчётливо понял, что это не он, Девлет-Гирей, карает Москву, а кто-то другой, неизмеримо более могущественный, решил за что-то покарать этот город, избрав орду лишь орудием этой кары. И теперь хану придётся покориться этой высшей силой.

10.

Сухая, без капли дождя, гроза уже вовсю бушевала над Москвой. Вихрь гнал впереди себя огненный шквал, который стремительно катился от окраин к сердцу Москвы. Мгновенно слизнув сухую деревянную громаду посадских изб, огонь перекинулся к Китай-городу. Пламя с гудением бросалось в разные стороны, словно сказочный Змей-Горыныч с шипением пускал в узкие улочки длинные языки. Обезумевшие жители с опалёнными, потрескавшимися от жара волосами кидались в каменные церкви, запирали изнутри железные двери. Стихал заполошный набат. Перегорали крепления колоколен, и тяжкие колокола один за другим обрушивались вниз, пробивая перекрытия, давили и увечили прятавшихся жителей.

Три мощных взрыва один за другим потрясли город. Взорвались зелейные погреба. Тяжко осели могучие китайгородские башни, качнувшись, с шумом рухнуло прясло соединяющей их стены, засыпав кирпичами и обломками речку Неглинную.

Багровое зарево пожара всё выше вздымалось над Москвой. Порывы ветра гнали бушующий огонь прямо на Кремль. От взрывов и разлетавшихся во все стороны горящих головней занялся опричный дворец. Мрачный замок недолго сопротивлялся пламени и вскоре запылал как свеча. Из узких бойниц било багровое пламя.

Арнольд Лензей метался в аптекарской комнате, спасая драгоценные снадобья и старинные рецептурные книги. Со звоном лопались реторты. Сумасшедший ветер завывал снаружи, наотмашь грохал распахнутыми рамами стрельчатых окон. Снизу неслись вопли челяди. Лензей сложил поклажу на скатерть, связал концы и взвалив тюк на плечи, по дымящимся ступеням спустился во двор. Но не успел он сделать и шагу, как сверху с островерхой крыши дворца прямо ему за ворот хлынул поток расплавленного олова. Теряя сознание от дикой боли Лензей упал на землю и долго катался в корчах, взывая о помощи, пока не затих.

Дворец пылал. Загорелись двуглавые орлы надвратной башни, зловещими красными огнями зажглись их зеркальные глаза. В чаду и пламени неподвижно застыли у входа во дворец два каменных льва. Зато исступлённо ревели и бились во рву возле Никольских ворот живые лев и львица, подаренные царю английской королевой. Львы помнили пожары в африканской саванне, когда всё живое бежит бок о бок, спасаясь от настигающего огненного вала. Их жуткий рёв, разносившийся над городом, архангельскими трубами возвещал конец света. Под ударами тяжёлых тел затрещала клетка, львы вырвались на свободу и огромными скачками понеслись по горящему городу, умножая панику.

Тысячные толпы бегущих людей устремились к северным воротам в надежде через них покинуть проклятый Богом город. Но узкие врата не могли пропустить бегущих. Возник затор, упавшие мгновенно погибали, раздавленные обезумевшей толпой. Воины пробивали себе дорогу оружием. Вскоре людское месиво намертво закупорило узкий вход, упавшие тут же погибали под ногами толпы, а сверху всё лезли и лезли, карабкаясь по головам, с раззявленными в крике ртами, с опалёнными бородами, тыча ножами, отпихивая, продираясь вперёд в безумной надежде выбраться из огненной геенны.

Многие искали спасения в воде. Москва-река сплошь покрылась головами тонущих, огласилась последними воплями. Не спасся почти никто, одни задохнулись в низко стелющемся над водой дыме, других утянули спрятанные на теле золотые украшения, третьи просто не умели плавать. Захлёбываясь в тёплой от пожарного зноя воде, люди уходили на дно, река подхватывала их и медленно несла утопленников вниз. Затем река остановилась, уже не в силах пронести огромную массу человеческих тел, и вышла из берегов, запоздало гася едва тлеющие прибрежные пепелища.

Ближе к полудню огонь, мимоходом поглотив торговые ряды Троицкой площади, захватил Кремль. Пламя в одночасье пожрало дивную сказку царских теремов и боярских палат. На своём подворье заживо сгорел в подвале раненый воевода Бельский. В Успенской соборе заперся митрополит Кирилл вместе со всем клиром. Рухнул с огромной высоты главный московский колокол, задавив или покалечив прятавшихся от огня на колокольне Ивана Великого. Сгорели все до единой приказные палаты, а в них бесчисленное множество государевых указов. В посольском приказе погибли многие послы-иноземцы, надеявшиеся спастись в Кремле.

...Генрих Штаден был в отчаянии. Пожар отнял у него всё, что он сумел накопить за годы, проведённые в Московии. И хотя кое-что он успел с вечера закопать в погребе, однако всё награбленное в новгородском походе погибло безвозвратно. Когда пожар вплотную подошёл к его дому Генрих попытался с помощью слуг