Голая баба в красных сапогах и галстуке – тут все банально, по Фрейду. Секса хочу. С развратной незнакомкой.

Мужики с картами и монстрами-человечками… Это Двуединый. Играет нами, как марионетками.

Профессор, кормящий стрижа кузнечиками? Это… это… ну, допустим, тщетность бытия. Рожденный прыгать – летать не может. Разве что в чьем-то желудке.

Девочки колотят друг друга – это Дозоры бьются.

Маленький Егор – мой комплекс вины перед ним.

Вот только лысый мужик с трубкой и Карлсонами остался неистолкованным. Ну, спишем на шутки подсознания.

К примеру – это моя глубоко затаенная мечта. Быть толстым, лысым, курить трубку и собирать коллекцию Карлсонов…

Бормотание телевизора сменилось той бодренькой музыкой, что идет на титрах. Потом я услышал негромкий голос жены:

– Хорошее кино. Любимый фильм моего детства.

– Только очень уж древнее, – скептически ответила Надя. – Без «три-дэ».

– Тогда «три-дэ» не было, – сказала Светлана.

– А цвет уже был? Или это потом раскрасили?

– Цвет был, – спокойно сказала Света. – Еще в ту пору дети были лучше воспитаны и не старались блеснуть в разговоре с родителями дешевым остроумием.

– Ну, мама… я честно спросила! Вот то кино, что мы вчера смотрели, про детский лагерь, оно же черно-белое…

– Наденька, не считай себя хитрее родителей. Я тоже была девочкой и прекрасно помню все мысли, что сейчас роятся в твоей голове. Поверь, умных там – не много.

– Мам…

– Ты зачем нас с отцом пугала?

Наступила короткая пауза.

– Я… я ради шутки.

– Вот не шути так больше. Ладно?

– У меня переходный возраст. Мне положено так шутить.

– Положено только прыщами покрываться. Все остальное по желанию. Неужели ты не понимаешь, что отец…

Я шумно вздохнул, потянулся. Сел на кровати.

Жена с дочкой и впрямь сидели у телевизора.

– Долго я спал? – спросил я с напускной тревогой.

– Разве ты куда-то торопился? – удивилась Светлана.

– Нет. Но я здесь от всего изолирован. Как и вы. А если Гесер меня ищет?

Светлана скептически покачала головой.

– Вот уж поверь, Гесер нашел бы способ до тебя достучаться, несмотря ни на какую изоляцию. Приснился бы тебе, в конце концов.

– Приснился бы, – согласился я. – Ага.

Я встал, отправился в ванную комнату. Вышел через минуту, вытирая лицо полотенцем.

Светлана понимающе смотрела на меня.

– Что, и впрямь?

– Приснился, приснился, – подтвердил я. – Вот сейчас проверю. Когда вас навестить?

– Сейчас почти восемь вечера, – сказала Светлана. – Ты к нам придешь…

Она на миг замолчала. Мы с Надей переглянулись. У Светланы не так уж часто случались предвидения, но уж если они касались семейных дел – то выполнялись безупречно.

– Придешь к нам в час после полудня, – сказала Светлана с короткой заминкой. Ее лицо стремительно побледнело. – Да. В час… в час дня. Завтра.

Мы с ней все поняли.

Я приду к семье завтра в час. Обязательно приду. Конечно, если буду жив. А это, похоже, вовсе не обязательно.

– Ну, до завтра, – сказал я.

Света кивнула. Прошептала одними губами: «До завтра».

– Пока, пап! – откликнулась от телевизора Надя. – И я не согласна тут сидеть весь остаток детства!

– Хорошо, учту, – откликнулся я, не сводя глаз со Светланы. – Кеше передать привет?

– Ну, пап! – возмутилась дочь. – Проехали уже!

– Я серьезно.

– Тогда передай, конечно, – настороженно ответила Надя.

Я кивнул Светлане.

– Пока. Я захвачу завтра картошку.

Света улыбнулась. Через силу, но улыбнулась. Сказала:

– И лук.

– И даже морковку, – пообещал я. – Все будет хорошо. Я себя замечательно чувствую. Бодр и готов на подвиги.

– Это мы с мамой тебя накачали Силой, – похвасталась Надя. – Я собирала, мама вливала.

– Как же я удачно устроился! – воскликнул я, открывая проход. – Сам себе завидую!

Телефон, казалось, зазвенел еще в тот миг, когда я шагал через портал.

Ночью офисный центр бодрствовал, как и днем. Такие же девушки сидели за стойкой в вестибюле, такие же охранники попадались на пути, такие же неприметные восточного вида женщины в униформе мыли полы и терли панели стен.

– Какая бодрящая бизнес-атмосфера! – сказал я. – А?

– Ты и впрямь бодр, как я вижу, – буркнула Ольга.

– Слушай, ты же сама велела мне идти отдыхать!

– Велела, – мрачно признала Ольга. – И получила от Гесера взбучку по полной программе. Особенно когда он понял, что не может тебя найти.

– Лучше всех спрятанный, – сказал я. – Горжусь собой.

– Гордиться не стоит, Гесер почти дотянулся. Он сказал, что слышит твой сон. И будь у него несколько дней – он бы тебя достал.

Мы вошли в лифт, я покачал головой:

– Плохо. Очень плохо. Значит, и этот… как его… Двудольный…

Ольга фыркнула.

– А! – Я хлопнул себя по голове. – Двуединый!

– Да уж, он не слабее Гесера, – вздохнула Ольга. – Но он хуже знает тебя, Свету, Надю. Ему будет труднее их обнаружить.

– Ты так говоришь, словно уверена – это не наш друг и не наш враг. Это уже нечто совсем другое.

– Так и есть, Антон. Сумрак их выпотрошил и наполнил заново. Одна видимость.

– Почему тогда не мы? Почему мы со Светланой не стали инструментом Сумрака? Надя даже сопротивляться бы не стала, не поняла бы, что случилось.

Я сказал это – и сам похолодел. Представил, как что-то безжалостное, непреклонное, непреодолимое стирает меня, мою личность. Или – хуже того – оставляет ее где-то на дне души биться и орать в бессильном ужасе…

И «я» – этот выпотрошенный и переделанный «я» – иду и вместе с такой же фальшивой Светой убиваю Надежду…

– У всего есть правила, – сказала Ольга. Лицо ее было как всегда жестким, непреклонным. – Видимо, этого он сделать не может.

– Почему?

– Может быть, он не в силах воплотиться в тех, кого ему требуется убить. Может быть, в том, кто станет воплощением Сумрака, изначально должна быть какая-то черта.

Я кивнул. Наверное, она была права.

Лифт остановился, мы вышли в холл. Прямо к мрачным охранникам Дневного Дозора – два боевых мага и оборотень.