— Что скажешь, комиссар?

Тертков молчал. Призвать к оружию можно. Где его взять? Но спрашивать за невыполнение приказа, как повелось, будут с обоих — с комиссара, как представителя власти, и с командира, как с технического исполнителя. Вот и выбирай. Или выговор, или…

— Ничего. Мы сейчас покажем ляхам, где раки зимуют! — в нарушение субординации влез Степанкин. Оба офицера присутствовали при переговорах.

— Товарищ поручик! — чуточку резко отозвался Чижевский. Капитан словно стал выше ростом. Подтянутый, отчетливый, с раз и навсегда приобретенной осанкой. — Ваша очередь еще не наступила. Объясняю ситуацию. Против нас примерно пехотный полк. С артиллерией или без роли не играет. Все равно перевес получается десятикратным. Задержать противника больше чем на пару часов мы не сможем. Нас неизбежно обойдут с флангов. Отступить через город тоже будет проблематично. Скорее всего, его займут даже раньше, чем мы в него войдем. Силы противника позволяют. На поддержку горожан рассчитывать не стоит. У нас нет ни лишнего оружия, ни времени на создание и подготовку милиции. Поэтому приказываю: город оставить без боя. Подвижной состав отправить вглубь на следующую станцию. На второй версте от города за переездом организовать оборону. Встретим врага там.

— Но… — начал Степанкин.

— Выполнять!

3

— А ты неплохо придумал, — Тертков подмигнул капитану с видом заговорщика. Они находились в одной упряжке, и комиссар отбросил прочь обычную словесную шелуху. — Спросят, а бой-то был.

Солдаты торопливо устраивали окопы прямо в снегу. Долбить мерзлую землю нечего было и думать. Небольшая группа далеко позади позиций старательно портила рельсы. В той же стороне удалось подключиться к телеграфной линии, и появилась надежда на связь. Надо и начальство держать в курсе, и самому вовремя получать приказы.

— Думаю, там будет не до нас, — Чижевский затянулся папиросой. — Наступление наверняка идет в нескольких направлениях, бардак повсюду такой же, и вот за него с кого-нибудь придется спросить. Сейчас важнее стратегия, общая организация, а не действия отдельных рот. Тут, кстати, самая удобная позиция. Справа по лесу нас не обойти. Помнишь же местные буреломы, да и снега сейчас по пояс. Если артиллерию не подтянут, какое-то время продержимся.

— Хочешь сказать, шансов мало?

— Была бы здесь вся бригада или хотя бы батальон — тогда да. Одним пулеметом много не навоюем. Первая заповедь военного дела — концентрация сил. Как в классическом случае с веником. Вот мы сейчас такой прутик… Ладно, комиссар. Скажи бойцам напутственное слово. Позиция подготовлена, времени немного есть. Потом некогда будет, а ты все равно не уймешься.

— Хочешь сказать: раньше воевали иначе?

— Раньше солдатам было достаточно Высочайшего Манифеста. Государь сказал: надо воевать, следовательно, так и должно быть. В Манифесте объяснялись причины, а дальше хватало команд.

— Ну ты и контра! Солдат обязан знать, за что воюет.

— Он знал. Твердо. За Веру, Царя и Отечество. А вот теперь… За свободу — а чью? Понимаешь, там был конкретный образ жизни. Так жили отцы, деды, прадеды. А сейчас… Не знаю. После революции солдаты воевать вообще перестали. Может, сейчас будут. Может — нет. Раньше я был представителем Царя, а сейчас — технический руководитель. Потому вопросы героизма не ко мне. Мое дело — позицию найти, команду стрелять дать. Объяснять — это уже твое. Как и находить слова, чтобы солдаты шли в огонь с радостью и сознанием справедливости дела. Но обязательно помяни: напали на нас. Следовательно, мы только защищаем свою землю.

Они успели даже пообедать. Благо полевая кухня имелась, а продуктов особо не жалели. И лишь тогда вдалеке появилась конная группа. Поляки шли с выполнением требований по боевому охранению. Дорога здесь шла неподалеку от железки. Несколько кавалеристов даже двигались рядом с полотном. Наверное, проверяли его целостность. Потом вдали, местность здесь шла под уклон и видно было далеко, стала видна пехотная колонна. Увы. На засаду позиция не тянула. Головной дозор был подготовлен неплохо. Окопы были замечены, всадники остановились, присматриваясь. Можно было бы попробовать дать по ним несколько залпов, просто толку от такой стрельбы… Неприятель сумеет оценить твои силы, так уж пусть лучше пребывает в неведении.

— Перестрелять их надо, товарищ капитан! — Степанкин ерзал от возбуждения. — Несколько хороших очередей… Тут же шагов девятьсот…

— Отставить. Хотя нет. Кто там у нас лучший стрелок? С каждого взвода выделить по два-три человека. Пусть попытаются кого достать. И без всяких залпов. Достаточно отпугнуть их, чтобы не маячили.

Стоять под пулями уланы действительно не захотели. Один из всадников упал с лошади, товарищи подняли его, а вот ранен он был или убит, с расстояния не понять. Главное — выведен из строя. И, кажется, еще один был задет. Если судить по посадке. Кто-то в запальчивости дал несколько выстрелов вдогон уносящимся прочь кавалеристам, но тут уже без всякого толка.

— Ну, вот. Теперь попрут. — Чижевский расположил командный пункт на возвышении с левого фланга, рядом с единственным пулеметом. — Офицерам разойтись по своим местам! Огонь вести только залпами по команде. Следите за прицелами. Люди начнут нервничать и примутся стрелять в «молоко». Помните: мы выполняем свой долг.

Сам он подчеркнуто не спеша закурил. Пусть хоть ближайшие солдаты видят, что командир совершенно спокоен.

Вдалеке неприятель медленно разворачивался в боевой порядок. Цепи получились густыми, одна, вторая, третья, и все надвигаются, очень медленно из-за снега, но все-таки двигаются вперед. Кавалерия осталась на месте. К разведке присоединились еще всадники, и в бинокль Чижевский определил их общее количество примерно в эскадрон.

Запоздало пришла мысль: поляки знают точное число своих противников. Сами же обыватели им сообщили. Столько месяцев рота стояла в городке, не составляет труда сосчитать каждого военного по головам. Да и наверняка имелись здесь агенты. В не столь далеком прошлом — единое государство, у многих родственники теперь живут в соседней стране. Как ни старайся, контакты не прервешь. Если не официально, то уж потайными тропами переберутся. С товаром ли, просто приветы родне передать…

Знают — и ладно. Попытаемся доказать верность крылатой фразы Суворова. Не получится — спишем все на собственное неумение. Что есть, то есть…

Последние минуты перед боем, когда уже все решено и остается лишь дождаться команды. Ох, как же они тянутся! И пока никто не думает о смерти. Далекие черточки-люди, даже не скажешь, что враги. Но надвигаются, медленно, шаг за шагом отвоевывая дистанцию…

И первый залп. Затем — следующий. Дружные, слаженные, видно, чему-то удалось научить солдат. Заработал пулемет. В ответ тоже стали прилетать пули, но поляки стреляли на ходу, и смертоносные кусочки свинца или пролетали над головами, или взбивали фонтанчики снега впереди залегшей роты. Пока происходящее напоминало больше учения, чем настоящий бой, и люди были относительно спокойны. По команде меняли прицел, по команде стреляли… Поляки в конце концов не выдержали. Первая цепь залегла шагах в восьмистах, вторая тоже не дошла до нее. Зато стали торопливо подтягивать поближе пулеметы, а кавалерия стала смещаться на фланг. Но уланы все время оставались вне зоны эффективного огня, видно, данного головному дозору отпора хватило. Плюс — тяжеловато атаковать в конном строю по глубокому снегу.