Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Избегание всего иностранного не распространяется на фасоны. Англичане беззастенчиво заимствуют все, что им нравится, отовсюду, где это найдут. Придворные привозят из зарубежных поездок новые фасоны и материалы для себя и своих жен, матерей и сестер. Они узнают о новой моде в Голландии, Италии и Германии, принимая у себя дома иностранных джентльменов и леди. Королева получает в подарок портреты королей континентальной Европы, на которых в том числе демонстрируется и последняя мода европейских королевских дворов. Кроме того, информация о новой заморской моде появляется и благодаря кукольным платьям, которые присылают из Франции (лишь скопировав фасон, родители отдают куклу дочери, чтобы играть); в 1559–1560 годах через лондонский порт ввезли кукол на общую сумму 178 фунтов 3 шиллинга 4 пенса[59].
Результатом интереса ко всему новому становится эклектичный стиль: испанские рукава смешиваются с французскими платьями и голландскими плащами. Драматург Томас Деккер отмечает:
Одежда англичанина похожа на тело изменника, которое повесили, выпотрошили и четвертовали, после чего по частям вывезли в разные страны: его гульфик – в Дании, воротник дублета и живот – во Франции, узкие рукава – в Италии, короткая бахрома на поясе – у мясницкого лотка в Утрехте, широкие накидки говорят по-испански… таким образом, мы насмехаемся над другими народами, которые подчиняются одной и той же моде, но при этом воруем понемногу у каждого из них, чтобы укрепить свою гордость.
Сама королева с большим энтузиазмом поощряет такое «сорочье» поведение. Более того, ее можно смело объявить одной из величайших покровительниц моды в истории. Читая перепись ее одежды и личных украшений в королевских дворцах в 1600 году, мы видим, что у нее было 102 французских платья, 67 круглых платьев, 100 свободных платьев, 126 нижних рубашек, 136 юбок, 125 нижних юбок, 96 плащей, 85 дублетов и 99 «одеяний» (костюмов, надеваемых в особых случаях – например, на коронацию или для выступлений в парламенте). Кроме того, она держит 2 одеяния, 26 французских платьев, 14 круглых платьев, 27 свободных платьев, 23 нижние рубашки, 58 юбок, 27 нижних юбок, 41 плащ и 38 дублетов у главного гардеробщика в Блэкфрайарс. Именно благодаря разнообразию в одежде она стала «иконой стиля». Несмотря на то что за все время правления на нее работало всего два портных – Уолтер Фиш до 1582 года и Вильям Джонс после этого времени, – она часто привозила платья из Франции, чтобы их копировали; между 1571 и 1577 годами для нее шьют четыре испанских платья. Она просит графа Лестера написать его итальянским знакомым в Антверпене, чтобы те достали для нее новые корсажи из Италии и Испании. Она покупает венецианские платья и просит сшить себе еще несколько «по итальянской моде». Многие ее короткие рубашки, сорочки и платья – из Фландрии. В 1569-м она просит Уолтера Фиша заменить подкладку ее «голландского платья из черного бархата с испанскими рукавами» белой тафтой. У нее есть даже польское платье из черного бархата. Несмотря на то что за всю жизнь она ни разу не выехала за рубеж, гардероб у нее – как у бывалой путешественницы.
Не стоит и говорить, что пуританам не нравится причудливая заграничная мода. Джон Эйлмер пишет о Елизавете в 1559 году: «Я уверен, что ее девичьи одежды, которые она носила во времена короля Эдуарда, заставляли стыдиться жен и дочерей аристократов, разодетых и раскрашенных, словно павлины». Но когда одежда королевы в 70-х годах становится богаче и пышнее, придворные тоже начинают одеваться подобным образом. В 1577 году Вильям Еаррисон оплакивает «фантастические причуды нашего народа»:
Я не могу найти лучшего способа порицать эту гнусность, кроме как подробно описать наши одежды: настолько мы изменчивы, что сегодня все хотят выглядеть клк испанцы, завтра самыми лучшими и очаровательными считают французские игрушки, затем все начинают гоняться за алеманнской [немецкой] модой, потом постепенно переходят к турецкому платью, потом к мавританским халатам, берберской шерстяной одежде, мандильонам, надетым в направлении Колли-Вестон [то есть набок], и коротким французским брюкам; в результате получается милое облачение, которое уродует моих соотечественников едва ли не больше, чем дублет – собаку. И, поскольку фасоны столь разнообразны, мы видим дороговизну и любопытство, неумеренность и тщеславие, помпезность и показуху, перемены и многообразие и, наконец, изменчивость и причуды: нет в Англии ничего более постоянного, чем непостоянство в одежде. О, как же высоко в наше время ценят тело и как мало – душу!
Филип Стаббс в «Анатомии оскорблений» (1583) высказывается еще язвительнее. Он заявляет, что «нося одежду более красивую, роскошную и дорогую, чем приличествует нашему состоянию, призванию или положению, мы надуваемся от гордости и начинаем думать о себе больше, чем должно низким земным существам и жалким грешникам». В таком же стиле он разглагольствует еще 144 страницы, браня воротники, шляпы, прически, «страннейшие дублеты» и «дорогие нижние чулки», не щадя ни мужчин, ни женщин, но с немалым удовольствием говорит, что «их гнусное тряпье нужно разорвать и бросить им в самодовольные лица». Его обличения невероятно энергичны. В какой-то момент, описывая своих собратьев-англичан, он заявляет: «Ни либертины, ни эпикурейцы, ни даже самые подлые атеисты из всех, что когда-либо жили, не превосходили сей народ в гордыне».
Если вы посчитаете столь суровые поношения лишь еще одной формой проявления гордыни, то наверняка посочувствуете королеве в период, когда она носила самые роскошные свои наряды. На старости лет вышеупомянутый Джон Эйлмер (к тому времени – епископ Лондона) посмел раскритиковать королеву за экстравагантную одежду. Елизавета отвечает: «Если епископ продолжит рассуждать на подобные темы, то она направит его в рай – но пойдет он туда без посоха, сняв мантию». По замечанию сэра Джона Харингтона, если бы епископ знал, насколько обширен гардероб королевы, то наверняка бы выбрал иную тему для проповеди.
В разговорнике примерно 1600 года издания, написанном Питером Эронделлом, вы можете прочитать слова богатой женщины по имени леди Ри-Мелейн, обращенные к камеристке во время утреннего одевания:
Принеси мою одежду: для начала нижние боди – я имею в виду камчатные боди с китовым усом. Что за шнурки ты мне даешь? Они слишком короткие, наконечники сломались, убери их, я лучше возьму зеленые шелковые. Когда ты уже принесешь мою нижнюю рубашку? Подай мне нижнюю юбку из выделанного алого бархата с серебряной каймой. Подаймне заодно ночную сорочку, мне холодно. Где мои чулки? Дай мне чистые носки; камвольные чулки мне не нужны, принеси шелковые чулки телесного цвета. Куда ты вчера положила мои подвязки? Унеси эти тапочки, я хочу бархатные пантофли. Отправь посыльного к сапожнику, пусть заберет эти опрокидывающиеся туфли, ибо они слишком высоки. Надень мне белые туфли; хотя нет, подожди, они мне не нужны: подай мне лучше испанские кожаные сапожки, я сегодня собираюсь на улицу… Завяжи шнурки на двойной узел, я боюсь, что они могут развязаться.
Некоторые слова вас удивят. Боди? Пантофли? Опрокидывающиеся туфли? Думаю, лучше всего будет рассмотреть все предметы одежды в том порядке, в котором вы их наденете после купания.
