Подбородком я указала на серое скромное платье:

— И башмачки к нему легкие, не для улицы.

— Отчего же легкие?

— Ну нас же не пешком конвоировать будут, а там, куда нас отвезут, мне бесшумность шага всенепременно пригодится.

— Все же ты — удивительная женщина. — Чародей выхватил из строя обуви нужную пару. — А платье именно это, потому что застежка у него спереди и тебе не придется моих прикосновений терпеть?

— Ты мне не горничная, — ответила я, смутившись. — Отворачивайся давай!

— Эльдар, — сказала я ему в спину, — зачем ты со мной остался? Ты же понимаешь, что тебя вовсе не для уговоров строптивой сновидицы пленили?

— Понимаю, букашечка, но оставить тебя наедине с этим монстром не мог.

— А бежать мог?

Эльдар пожал плечами:

— Не пытался даже. Тем более его сиятельство так своей победой гордился, рука не поднялась такого милого господина расстраивать.

Я как раз просовывала голову в ворот платья, поэтому хихикнула сдавленно.

— Опять покойников видела? — спросил он осторожно, видно опасаясь моих рыданий.

— В количестве большем, чем обычно.

— И Зорина?

— Во-первых, — проговорила я строго, — прекрати со мной как с яйцом носиться. Я — барышня крепкая, как телом, так и духом. Во-вторых, за припадок истеричный прошу прощения, впредь попытаюсь тебя от них избавить, в-третьих… Зачем Зорин с вашим начальником на Руян отправились?

— Во-первых, — дразнясь начал Мамаев, но махнул рукой. — Ты уверена, что это призрак Ивана был?

— Уверена, что Ивана, но теперь сомневаюсь, что повстречала именно привидение. — Повернувшись к зеркалу, я обернула косу вокруг головы и наскоро заколола ее шпильками. — Тонкие материи так устроены, что их складки изгибаются весьма причудливо. Сонные пределы запросто перетекают в пределы мертвых и граничат с чародейскими путями. Ну то есть нет там границ.

— Любопытно. — Эльдар отобрал у меня шпильки и закрепил их на затылке. — И как он выглядел?

— Путь?

— Иван.

— В мантии такой, — я показала руками струящуюся хламиду, — с капюшоном.

— Меч в руках был?

— Нет, посох он держал, с огоньком и колокольчиками.

— Ну так выдыхай, Серафима, — сказал Мамаев радостно, — Зорин — воин, и на тот свет с оружием в руках отправился бы, так что не придется тебе железный хлеб глодать. Не красней, букашечка, ты вслух размышляла.

Мы присели к столу. Захотелось чаю с ватрушкой.

— Забавно, — улыбнулась я. — У Болвана Ивановича во сне глаза разноцветные, левый — серый, а правый — ярко-синий, как морской камень аквамарин.

— Две стихии нашего Ванечку ведут, вода и ветер, оттого и двойственность облика.

— А у тебя какие глаза? Красные как огонь или чернее угольков?

— Вот придешь ко мне во сне, сама посмотришь.

— А у меня любыми быть могут, — сообщила я хвастливо, — хоть всех цветов радуги, хоть сто штук по всему телу. Эх, будь я сейчас свободна, я бы тебе показала!

— Покажешь, — скривился Мамаев. — Эти нелюди с тебя не слезут, пока сновидческие силы не раскроют. Ты для них сейчас что-то вроде ценного артефакта.

— Ага, они, навы, без артефактов и не могут ничего, для каждого колдовства отдельная цацка требуется. — Я щелкнула пальцем по камее. — Оттого их, видимо, к людским чародеям так тянет.

Эльдар хмыкнул, но, кажется, своим потаенным мыслям.

— Однако, букашечка, ситуация у нас с тобою незавидная. Оба скованы и лишены сил, а те, кто помочь нам могли бы, не в столице нынче. Потянем время, пока…

— Не будем мы ничего тянуть! То есть не сможем. Моя подменная нянька дразнилась, что до Рождества они со мною канителиться не собираются. Положим… Эльдар, я никак в толк не возьму, зачем ты князю понадобился.

— Все просто. Убить меня запросто они не могут, и не потому, что я силы какой-то необычайной, а от того, что тайны их черные дела требуют. Это мы с тобою, в центре бури, весь масштаб происходящего видеть можем, а наружу ничего не просачивается. Навам в столице жить запрещено, одним своим существованием они законы нарушают. Если оступятся, против них и войска поднимут, наше величество не поморщится. В ситуации, когда их государство с нашим замириться пытается, шум навам ни к чему.

— Вот именно. — Князь покачнулся и нетрезво икнул. — Никакого шума и строжайшая тайна. А потом: ба-бах! Много шума!

Он поставил на стол бутылку вина, в которой оставалось на донышке:

— И никто ничего мне противопоставить не может. В столице из чародеев — только хрено… — он опять икнул, — хироманты да лавочники. Потому что кого-то заковали, — князь развел в стороны руки, — а прочие по чудесным островам бегают, с мелкими демонами сражаются.

Кошкин потянулся к бутылке, но Мамаев попросил:

— Вы бы на хмельное не налегали, ваше сиятельство, сомлеете еще, а Серафиму придушит.

— Болван! — радостно сообщил князь. — Маленький берендийский болванчик. Нешто я эдакой бабенки по глупости лишусь? Она же це-энная, она же мне супругой будет последней, хозяйкой станет.

— В каком таком смысле? — воскликнула я с испугом. — В вашем гнезде хозяйки нету?

— Теперь будет! Ты, милочка, не бойся. Хозяйкой быть хорошо, только и надо, дома сидеть и деток рожать. В принципе, вы, бабы берендийские, для этого и предназначены. А тебе вообще свезло, у тебя не один муж будет, а…

Тело князя содрогнулось, кажется, он собирался блевать. Нет, ковер в моей спальне после огненного круга Эльдара все одно не спасти, но это было уж слишком.

— Не здесь! — закричала я и вытолкала нава за дверь.

— Что это было? — спросил Эльдар.

— Пьяница он, — вздохнула я. — Уж не знаю, личный это его порок или вместе с телом князя Кошкина полученный, но просыхает сей субъект редко.

— Я не о том. Хозяйка?

— Мамаев! Я тебе про ос зачем рассказывала? Хозяйка, матка, королева, как ни назови, женская особь, предназначенная к деторождению. Ты на свиту Князеву посмотри. Он — типичный трутень, фальшивая Маняша — солдат, Сухов — тоже, наверное, трутень… Стой! — Я возбужденно схватила чародея за плечи. — Что он про большой шум болтал?

Эльдар помотал головой:

— Ба-бах?

— Они изгнанники, и гнездо их разоренное, их вообще в рамках ничего не держит. Они в столице обретались только ради прибыли, а теперь ты всю их шайку-лейку к лешему разогнал арестованиями, инкогнито надолго не сохранить, потому что господин канцлер блаженную сновидицу князю на шею подсадил. Что делать? Уходить, громко хлопнув дверью напоследок.