– Из спасиба шубу не сошьешь…

– Говори прямо: сколько заплатить за подсказку?

– Оскорбляешь… – Мамаев театрально вздохнул. – Есть хорошее предложение…

– Какое?

– Давай вечерком закатимся ко мне на дачу и обмоем успех, которым мы одурачили бездарное правительство.

Татьяна Борисовна посмотрела в игривые глаза адвоката:

– Хватит того, что из-за тебя я уже умылась горючими слезами.

– Не принимай близко к сердцу пустяковые промашки.

– Ничего себе пустячок! Лишиться мужа…

– Нашла кого жалеть. Ты – хозяйка солидной фирмы. А кто Потехин?.. Заурядный «челнок».

– Не тебе об этом судить.

– Я и не сужу. Просто констатирую факт. Если боишься, что Геннадий вновь нас застукает, то зря. Он уже в Японии.

Жемчугова будто ослышалась:

– Где?..

– В Японии, – повторил Мамаев. – Семнадцатого вечером звонил мне из Токио и сказал, что не намерен возвращаться в одуревшую Россию.

– Тебе… звонил?.. – искренне удивилась Татьяна Борисовна. – Знаешь, дружок, ты ври, но не завирайся;

Мамаев нахмурился:

– Дело в том, что Потехин задолго до кризиса одолжил у меня приличную сумму долларов. И позвонил он вовсе не ради того, чтобы порадовать скорым возвратом долга. Напротив, хотел огорчить тем, что эти баксы я никогда от него не получу.

– Свежо предание, да верится с трудом.

– Тут, моя хорошая, хочешь – верь, хочешь – проверь. Между прочим, Геннадий просил передать тебе, чтобы не ждала его. Этак великодушно заявил, мол, пусть не комплексует и живет, как вольная птица. Может, после этого согласишься хотя бы часок провести на даче?..

– Никогда!

– Даже, если откажусь оказывать тебе юридические услуги?

Жемчугова, глядя адвокату в глаза, резко сказала:

– Услужливый дурак опаснее врага.

– Эх, Таня… А я-то считал тебя умницей, – обидчиво проговорил Мамаев и ушел не попрощавшись.

Этот день показался Жемчуговой длинным, как никогда. С работы Татьяна Борисовна уехала обессиленная и разбитая. Едва она вошла в квартиру, только что вернувшаяся из санатория дочь огорошила вопросом:

– Мам, а где папа Гена?

– Вроде бы в Японии, – еле выдавила в ответ Жемчугова.

– Он разве еще не вернулся?

– Возвращался и опять уехал.

– Так быстро?

– Нечего ему здесь долго делать.

Лоция насторожилась:

– Ты почему такая бледная, заболела?

– Голова трещит.

– Не скрывай. У тебя или у папы какая-то беда?

Татьяна Борисовна решила дальше не лгать:

– Разошлись мы с ним.

– Как это, разошлись?

– Как и все семейные пары, не сошедшиеся характерами.

– Ну, вы дае-е-ете… – ошарашенно протянула дочь. – Не понимаю…

– Что в этом непонятного?

– Все непонятное. Я же видела, что вы с папой от любви друг по дружке сохнете, и вдруг нате вам… не сошлись характерами. В такое никто не поверит. Это, так и знай, ты доулыбалась…

– В каком смысле?

– Да на тебя даже молодые парни засматриваются!

– Будто на папу женщины не смотрели…

– Смотрели, только он одну тебя, как мальчишка, боготворил. Ты же на работе – сколько раз видела! – мужикам игривые глазки строила и улыбочки дарила.

Жемчугова усадила дочь рядом с собой на диван. С трудом подбирая слова, стала убеждать:

– Пойми, доченька… У меня работа такая… Я и с женщинами улыбаюсь. Мне нельзя быть букой, чтобы клиентов не отбить.

– По-твоему, у папы Гены клиентов нет?

– Иномарки покупают, как правило, состоятельные бизнесмены. Они между собой могут общаться и без улыбок. Там клиента обаянием не соблазнишь на покупку.

Лоция задумалась.

– Тебе очень тяжело? – неожиданно спросила она.

Татьяна Борисовна вздохнула:

– Очень.

– А папе?..

– Думаю, что не легче.

– Может, помирить вас?

– Это невозможно.

– Почему?

– Не забивай себе голову нашей проблемой. Пройдет время…

– Здравствуйте, – не дала договорить Лоция. – Ты найдешь себе другого мужа, папа – новую жену. А мне, по-вашему, у разбитого корыта оставаться?..

– Лично я, кроме папы Гены, никогда и никого искать не буду.

– Не зарекайся. Ты еще козырно смотришься. Такую красавицу против ее воли борзые женихи окрутят. Да и папа наверняка долго холостяком не проходит. Какая-нибудь наглая телка с классическими параметрами того и гляди ему навяжется. Нет, мамочка, за сохранение семьи надо бороться немедленно, пока не поздно.

Татьяна Борисовна обняла дочь:

– Рано тебе рассуждать о взрослых делах.

– Почему рано?! – вспыхнула Лоция. – В моем возрасте уже замуж выходят!

– И очень быстро расходятся.

– Ну, это кому как повезет.

– Везение от разума зависит. Ты пока не вмешивайся, мы с папой сами помиримся.

– Дай слово.

– Даю.

– Нет, ты скажи: «Честное слово, что помиримся».

– Честное слово, помиримся.

Лоция вздохнула:

– Эх, если бы папа Гена так сказал, он бы точно не обманул.

– И я, доченька, не обману.

– Смотри…

После такого разговора для Жемчуговой начались тоскливые дни. Понимая свою вину, она не могла смотреть дочери в глаза. Чувствовалось, что и Лоция стала относиться к ней с холодком. Часто невпопад отвечала на вопросы, будто голова ее была занята какими-то важными мыслями. В конце августа дочь, словно заболев, с неделю провалялась у себя в комнате, а тринадцатого сентября неожиданно исчезла. Татьяна Борисовна заметалась в поисках. Потратив несколько дней впустую, вынужденно обратилась за помощью к адвокату Мамаеву. Тот суховато пообещал переговорить со знакомыми розыскниками, но по-настоящему встрепенулся лишь после того, как Жемчугова сказала, что следователь из райцентра попросил ее срочно приехать к прокурору Бирюкову для выяснения некоторых вопросов, связанных с поиском Лоции.

– Таня, я поеду с тобой, – неожиданно заявил Мамаев. – Буду твоим адвокатом, и без меня на разговор с прокурором не соглашайся.