Итак, очевидцы. Их можно разбить на две категории: те, кто видел, и те, кто участвовал. Есть еще третья категория — те, кто слышал, но к их свидетельствованиям мы будем прибегать в исключительных случаях. Хотя к любой из других категорий нужно тоже относиться внимательно.

Начнем с участников. Их трое. Старший по званию и должности — командующий кавалерией генерал-лейтенант Рыжов, который этим боем должен был руководить. Лучше, подробнее него никто не мог знать.

Он несколько раз писал о событиях этого дня, но каждый раз подвергался нещадной критике. Следующий — штабс-ротмистр Арбузов, командир эскадрона 12-го гусарского Гросс-Герцога Саксен-Веймарского (Ингерманландского) полка. Он для нас главный свидетель, ибо был в гуще схватки и, нужно сказать, довольно объективен.

Неподалеку находился командир эскадрона в Сводном уланском полку поручик Корибут-Кубитович, непосредственно в бою с английскими драгунами не участвовавший, но бывший непосредственно на поле сражения. Его место где-то между участниками и свидетелями.

От участников перейдем как раз к ним. Это, конечно, генерал-лейтенант Липранди, командовавший всей операцией, без разрешения которого ни один взвод, ни один эскадрон не имели права сдвинуться с места. Следующий — поручик Ушаков, его адъютант по артиллерии.

Есть еще Кожухов, Калинин, только их воспоминания противоречивы, потому что основываются на рассказах очевидцев или действительных участников, но иногда гораздо более эмоциональных, чтобы быть «правдой и только правдой». Есть несколько солдатских воспоминаний, записанных русскими журналистами (к примеру, А.Ф. Погосским) и опубликованных в различных изданиях уже позже войны.

У англичан свидетелей тоже немало. Среди них даже двое гражданских: Кинглейк и Рассел. Один историограф, другой журналист.

Участников много больше. Иногда кажется, что тот, кто, по его мнению, лишил жизни хотя бы одного русского, писал сразу мемуары. Обязательным условием была великая и славная победа над русскими и их позорное бегство. Отсюда и пошло рождение еще одного мифа о великом подвиге солдат Королевы.

Много воспоминаний солдат и офицеров Тяжелой бригады. (Ходж, Форест, Хан-тер, Гудман, Френки и др.), но в их памяти отрывочные воспоминания, переполненные победной эмоциональностью (иногда с презрительно унижающей противника интонацией: «…били, как собак», «резали, как овец»), которую не задумываясь подхватили многие исследователи. Их можно понять, каждый хотел найти свое место в британской истории, притом в один из величайших ее дней. Но в то же время они настолько схожи, что прошу прощения у читателей, если не приведу их все.

Трудно найти в них рациональное зерно, хотя оно, конечно же. есть. Что ж, легче рассказать, кто с каким криком атаковал, чем попытаться дать объективную оценку бою.

Атака Шотландских Серых. 13(25) октября 1854 г. Английский рисунок сер. XIX в.

Написал легшие в основу множества исследований Крымской войны офицер штаба Раглана подполковник Калторп. Оставили воспоминания офицеры Тяжелой и Легкой бригад. Последние хотя и не участвовали в схватке, но видели ее с близкого расстояния. Все они интересны, но слишком уж эмоциональны, чтобы быть единственной правдой.

Есть еще один свидетель, который внимательно наблюдал бой, при этом никакого отношения к происходящему не имея. Это сержант 7-го Королевского фузилерного полка, о котором мы уже говорили и в этой, и в предыдущих частях «Исторического очерка…», небезызвестный автор одних из интереснейших воспоминаний о Крымской кампании — Тимоти Гоуинг. Волею судьбы в этот день он, взяв с собою двадцать пять солдат, «…отправился из лагеря на работы в Балаклаву, чтобы принести одеяла для больных и раненых». Но о нем и том, что он увидел, ниже.

Предшествовавшие события начали стремительно развиваться, когда после взятия передовых редутов в бой вступили гусарские полки Рыжова. Вспомним, что в качестве задачи им ставилась атака на неприятельский артиллерийский парк (иногда его называют вагенбургом), вместо которого Рыжов наткнулся на полки Тяжелой кавалерийской бригады англичан. Сам он начало выдвижения описывает так: «Я вполне постигал возложенную на меня обязанность: с гусарскими полками 6-й дивизии, при слабом их составе (не имели более 10 рядов во взводе, а некоторые эскадроны и того менее) подняться на гору, на которой вся английская кавалерия и даже часть пехоты в укрепленной позиции… Когда адъютант генерала Липранди передал мне приказание исполнить назначенное, я двинул бригаду, построенную в дивизионных колоннах, к атаке в две линии, имея Лейхтенбергский полк в передней».

То есть мы можем себе представить происходившее. Бригада движется в две линии. Первую составляют дивизионы лейхтенбержцев — 4 дивизионные колонны к атаке по два эскадрона в каждой. Списочный состав восьми эскадронов — 800 человек.

Вторая линия — ингерманландцы. Их меньше. Арбузов уточняет: «Вслед за взятием редутов 5-й и 6-й эскадроны нашего полка по приказанию генерала Липранди были отправлены на правый фланг за Федюхины высоты к Черной речке; 7-й эскадрон остался в прикрытии артиллерии, а остальные наши пять эскадронов и весь Киевский гусарский полк были направлены на предполагаемый артиллерийский парк, в угол расположения неприятельских войск.

Предполагаемый, по Тотлебену, состав оставшихся — 500 человек. Наделе меньше. Более того, не просто меньше, а значительно меньше. Вот об этом и поговорим, хотя бы для того, чтобы рассеять устоявшийся британский миф о глобальном численном превосходстве русской кавалерии. Сразу скажу для сильно сомневающихся: то, что написано на бумаге, официально далеко не всегда соответствует тому, что есть фактически. Вековую командирскую практику давать «наверх» сведения о большем числе людей в строю, чем есть на самом деле, забывать не будем. В описываемый период она была болезнью Российской армии.

Отсутствие части людей в строю не только вне боя, но и в бою, было закоренелой болезнью русской армии во время Крымской войны. О таком непотребном состоянии вещей говорили многие, хотя еще больше молчали. Зайончковский указывает, что отрыв от полка возрастал именно тогда, когда требовалось держать людей в строю — в военное время. Тому есть причины объективные. В распоряжении командира было минимальное штатное число людей, которых удавалось привлечь к, говоря современным языком, решению задач материально-технического обеспечения. В отрыве же от постоянного места дислокации нужда в них возрастала кратно. Солдат отрывали фуражировки, снабжение, охранные мероприятия, выделение на выполнение боевых задач, но в отрыве от части и т.д. Подобных задач было великое множество.

В 1855 г. сменивший Меншикова князь Горчаков постоянно жаловался на недостаток войск под Севастополем, указывая боевую цифру полков; по сведениям же Военного министерства, цифра эта на бумаге была намного значительнее. Все старания главнокомандующего и его штаба подсчитать действительное состояние полков так и не привели к положительным результатам, настолько трудно было бороться с сильно укоренившейся привычкой».