Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давно бы так! – звучно поддержала ассистента Манирова, оттягивая внимание присутствующих на себя. – Хотя все равно ума не приложу, как мне играть весь этот бред?!
– Актеры, на исходную! – прокричал уже самолично режиссер.
Все на площадке засуетились, и только один из тех мужиков, что сначала, на лестнице, обхаял за глаза режиссера, а потом отпускал ехидные комментарии в адрес Манировой, остался рядом с Лесей. Он шепнул ей, улыбаясь:
– Вот и не понадобился никому твой подвиг Геракла.
– Как?! – воскликнула Леся.
– Ты чего, не слышала, что главный сказал? Решили, что текст будут по-русски говорить, поэтому транскрипция твоя на фиг никому не нужна…
– Слушайте, – шепнула Леся, – неужели здесь никто французский не знает? Специально переводчика ждали, и никто транскрипцию не смог написать?
Мужчина отвечал туманно:
– Знаешь, здесь кино, а не общество спасения на водах… Да ты, я смотрю, в первый раз на площадке. Хочешь, я тебе все про кино расскажу?
Леся хоть и была раздосадована, что ее титанический труд никому не пригодился, однако сумела выдавить улыбку:
– Прямо вот все-все?
– И даже больше, – прошептал мужик, приблизившись к ней. – Я семнадцать лет на студии, с Михалковым и Германом работал, поэтому знаю про кино от альфа до омеги, от Антониони до Феллини.
Мужик не производил впечатления близкого соратника Германа и тем более Антониони. От него попахивало густым табачным духом, несвежей рубашкой и вчерашним перегаром.
– А вы кто? – спросила Леся, имея в виду, какую киношную профессию представляет ее новый знакомый, однако тот сделал вид, что не понял смысла ее вопроса, и шепотом представился:
– Я Владимир Дмитриевич, для вас можно просто Вова.
Леся назвала себя и тихонечко спросила:
– А почему сцену в техцентре снимают?
– Мы были в Париже, – небрежно заметил «просто Вова», – натуру там к этой лаже снимали. Заодно глянули, как французские ментовки выглядят. Оказывается, точь-в-точь, как наш офис средней руки после евроремонта.
– А что, в Москве офисов мало?
– Полно.
– А почему именно в автосервисе снимают?
– Наш линейный продюсер здесь свою машину чинит, вот и дал своим корешкам подзаработать.
– Подзаработать – на чем? – не поняла Леся.
– Думаешь, нас забесплатно сюда пустили? Знаешь какие деньги группа хозяевам офиса отвалила, ого-го-го! Линейный с них еще и откатик получит.
Между тем на площадке все замерло. В центр ее, куда уставились кинокамеры, засветили софиты и устремились взгляды, оказались по разные стороны стола актриса Манирова и актер с пышными седыми усами. Карта Парижа на стене и еженедельник «Франс футбол», небрежно брошенный на стол, призваны были уверить будущих зрителей, что действие и вправду происходит во французском околотке.
– Тишина в студии! – скомандовал главный режиссер. – На исходную!
– Карта криво висит, – вдруг звучно и капризно заметила Манирова.
Режиссер тут же откликнулся громовым голосом:
– Бутафор, поправьте карту!
Лесин собеседник немедленно отпрыгнул от нее и помчался выполнять команду.
«Значит, мой новый друг всего лишь бутафор, – весело подумала девушка. – А важности-то сколько!.. Да и я хороша. Иду по нисходящей. Сперва, в субботу, за мной ухаживал генеральный продюсер, потом, в понедельник, главный редактор… Вчера мы встречалась с исполнительным продюсером (Петей), а теперь я и до бутафора добралась… Наверно, следующим будет тот мужик, что тележку с кинокамерой таскает… Хотя нет, я еще с Манировой должна пообщаться, а она какая-никакая, а звезда. Во всяком случае, мнит себя ею».
Бутафор Вова к Лесе не вернулся, а режиссер снова прокричал:
– На исходную! – И потом: – Приготовились!.. Камера!..
– Пошла камера! – откликнулся кто-то.
Действо чем-то напоминало последний отсчет перед запуском космического корабля.
– Звук! – скомандовал режиссер.
– Звук пошел!
К камере подбежала девушка с хлопушкой, щелкнула ею перед объективом и скороговоркой прокричала:
– Эпизод два – двадцать два, дубль один, план один!
– Начали! – отдал приказ режиссер, и усатый актер грозно спросил, обращаясь к Манировой:
– Вы признаете себя виновной, мадемуазель?!
Манирова, только что бывшая на площадке настоящей самовластной примой, теперь вдруг приняла жалкий вид, съежилась (Леся не могла не отдать должное ее способности перевоплощаться) и пролепетала:
– В чем, гражданин начальник?
Работа – настоящая киношная работа – закипела на площадке, и Леся в какой-то момент вдруг явственно поняла, почему капризничает Манирова, и успела слегка позавидовать ей: все-таки актриса сейчас находится в центре всеобщего внимания, на нее направлены софиты и камеры, для нее командует режиссер, ради нее замер вокруг многочисленный обслуживающий персонал!.. Актерам, наверное, представляется в минуты съемки, что они – центры Вселенной, пупы Земли… Наверно, это столь упоительно и захватывающе, что ради того, чтобы подобное чувство повторялось снова и снова, они готовы и спать с кем угодно, и интриговать, и подличать… И, наверное, даже убивать…
Леся не отрываясь следила за происходящим в центре площадки.
Актеры сыграли всю сцену целиком, потом им поправляли грим, переставляли свет и камеру. Затем последовали те же команды, и опять зазвучало:
– Вы признаете себя виновной, мадемуазель?
– В чем, гражданин начальник?
А затем снова и снова, дубль за дублем, и тут уж Леся стала жалеть актеров: мало того, что нужно одни и те же слова по тридцать раз повторять, им еще всякий раз приходится перевоплощаться, входить в образ: одному – в грозного заморского полицейского, другой – в несчастную русскую девушку. А Леся знала по своему недолгому самодеятельному опыту, насколько тяжело и сложно дается перевоплощение…
В какой-то момент она настолько увлеклась процессом съемок – все-таки ужасно интересная это работа, кино! – что даже почти забыла, ради чего она здесь. И только когда прозвучала команда режиссера: «Стоп! Снято!» – а потом: «Всем спасибо, все свободны!» – Леся спохватилась и двинулась в сторону Манировой. В это время ассистент режиссера захлопал в ладоши и прокричал: «Перерыв на обед, полчаса! Затем переезжаем на другой объект!»
Народ вокруг засуетился. Все пришло в движение. Давешний бутафор Володя стал снимать со стены и скатывать карту Парижа, осветители развинчивали и складывали софиты, костюмеры понесли к выходу вешалки с одеждой. Седоусый актер, исполнявший роль ажана, отправился курить. Никто не обратил ни малейшего внимания на то, что к Манировой подошла Леся.