– Вам жаль своих лошадей, господин генерал? Лошади ваши прекрасны.

– И лошадей, и пушки, и шатёр, всё жаль, всё. Но, видно, по-другому никак не получится, – сказал Волков и встал. – Ступайте, прапорщик, готовьтесь к ночному делу.

Сам же он направился на позиции артиллеристов. А там, у больших орудий, на ветру, как раз проводили совет майор Пруфф и первый канонир Хаазе. И когда генерал подошёл, майор и спросил у него:

– Значит, ядра и порох точно тут оставим?

– У нас не будет обоза. Идём налегке.

– Ну, тогда мы с моим первым канониром вот что решили, – Пруфф замолчал и жестом предложил Хаазе: говорите. И тот за него продолжил:

– Как стемнеет, спустим пушки к реке, а уже там снимем их с лафетов. Привяжем и потащим стволы по льду, дотащим – так хорошо, – он развёл руками, – а нет – так нет.

– Снять с лафетов? – переспросил генерал. Эта мысль ему понравилась.

– Лафеты, конечно, нынче дороги, – заканчивал мысль младшего товарища майор, – в Ланне такой лафет для картауны сейчас все восемь сотен талеров стоит, но с лафетами мы орудия точно через реку не переправим.

Волков не хуже артиллеристов знал, что пушки – это огромная тяжесть даже без лафетов. Но попробовать было можно.

– Ну, хоть кулеврины протащим.

– О, – Пруфф махнул рукой, – за них-то я и не переживаю. Их и на руках шесть человек переносят, так что подстелем под них досочки, и льда они не продавят.

Глава 26

После он ещё раз съездил к реке. Посмотрел на лёд. Как и хотел генерал, уверенность, которую он внушал офицерам, кажется, передалась и солдатам. Несмотря на холод и ограниченное количество дров, люди вроде повеселели. А может, это было оттого, что корпоралы стали раздавать остававшийся в бочонках портвейн. Или оттого, что капитаны не погнали солдат долбить мёрзлую землю во рву. В общем, как бы то ни было, а лагерь заметно оживился. И ветер выдул из него смердящее чувство безнадёги, царившее меж солдатских палаток второй день.

Он вернулся к себе в шатёр и обнаружил там Хенрика, фон Готта, Гюнтера и Томаса, которые разбирали его вещи. Ящики с доспехом, ящик с его любимым оружием, ящик с серебряной посудой были ношей неудобной и нелёгкой.

– Наверное, ящики придётся бросить тут, – предложил генерал. – Всё остальное сложить в мешки и раздать людям, чтобы несли.

– Нет, жалко ящики, они красивые, – отвечал ему Хенрик. – Заберём их. Прапорщик Брюнхвальд сказал, что сложим их в лодку и потащим по льду на верёвке. Коли даже лёд и проломится под лодкой, так ящики и не потонут. Они же будут в лодке. Вытащим из воды да потащим дальше.

– Как? Что? – не сразу понял барон. – Ну-ка расскажете ещё раз, что вам предложил прапорщик.

* * *

Едва стемнело, как с холма начали спускать пушки. А Гюнтер и Томас с парой солдат и под руководством Хенрика стали сворачивать шатёр генерала.

В лагере царило оживление, но то оживление было тихим, сержанты и корпоралы следили за тем, чтобы не было излишнего шума. Хотя был приказ порезать все палатки и сжечь все телеги.

Провиант был поделен меж солдат, и тот, что унести было невозможно, либо относился к реке и кидался в чёрные полыньи, либо просто рассыпался наземь. А в это время некоторые солдаты, обозные мужики и сапёры расстилали доски в тех местах, на которые указывал прапорщик Брюнхвальд. А майор Дорфус с небольшим отрядом первым перешёл по льду и отправился в село, в котором мужики брали по домам раненых солдат из войска барона. Там он раздавал мужикам деньги, чтобы и дальше держали раненых на постое. Также он стал выкупать у местных телеги и лошадей. Брал – не скупился, платил любые деньги. Иной раз платил вдвое. Ещё купил все сёдла, что нашлись в селении – генералу и офицерам пешком ходить не полагалось. До полуночи небольшой обоз из двух десятков телег уже ждал людей генерала на берегу.

Пушки стащили с холма и доволокли до реки, а там, на берегу, сняли их с лафетов. Лафеты не без труда разбили. Но даже без лафетов полукартауна и лаутшланг были очень тяжелы; тем не менее, их уложили в лодки и на верёвках под руководством ротмистра Хаазе поволокли те лодки по льду на другой берег. Тащили – не спешили. А на берегу ждали уже первые роты, чтобы двинуться за пушками. Но им пришлось ещё подождать. Пушки благополучно вытянули на другой берег, а лодки отправили за вещами барона и шатром, с которыми отправились и его слуги, а потом забрали и кулеврины, И с каждым разом всё проходило быстрее, люди уже приспосабливались к новому делу. И уже после этого по льду и по проложенным через реку доскам один за другим пошли солдаты. Несли они мешки с провизией, доспех и оружие. Более ничего офицеры взять не позволили. Сержанты же, встав вдоль ледяной дороги, указывали путь, а заодно покрикивали на них, подгоняли, так как за ночь нужно было переправить более двух тысяч людей.

И уже после двух первых рот, прошедших через реку, пошёл и сам генерал со своим знаменем и охраной, пошли барабанщики и трубачи. За ними уже старшие офицеры, все, кроме Карла. Полковник остался на той стране, чтобы контролировать уход войск и приглядеть за тем, чтобы ничего полезного врагу не досталось.

Сам Волков, прибыв на берег, не сел у костра греться и ждать, пока все его люди переберутся вслед за ним, а пошёл по домам, где лежали раненые его солдаты. Говорил с ними ласково, напустовал слабых духом, обещал помочь семьям, если те семьи жили в его пределах. Говорил с мужиками, которые приютили несчастных. В тех разговорах вспоминал Господа и рассказывал мужикам, что забота о страждущих перевесит многие, многие грехи. Сам же волновался. Боялся, что еретики прознают об их уходе и кинутся в лагерь, побьют оставшихся и его Брюнхвальда. Но всё обошлось.

Пока генерал ходил по деревне, многие роты уже перебрались через реку. А вскоре прибывший офицер доложил ему, что и сам полковник уже готовится идти. А уже за ним пойдёт и капитан Вилли с полутора сотнями своих стрелков. Так всё и вышло, вскоре по реке пришёл его начальник штаба и доложил:

– Телеги все поломаны, лошадей без счёта отдал местным мужикам, палатки порезаны, всё, что имеет ценность, брошено в реку или развеяно. Еретикам ничего не достанется, пусть