Эту атмосферу очень хорошо передал в своих изданных в США мемуарах «Незримая паутина» (ОГПУ – НКВД против белой эмиграции) Борис Прянишников – бывший белый офицер, член РОВС и руководитель НТС, всю свою долгую жизнь посвятивший поиску агентов ГПУ – НКВД – МГБ – КГБ в среде эмигрантов. Хотя книга во многом посвящена этим дрязгам внутри РОВС и других эмигрантских союзов. И к концу ее чтения очень трудно ориентироваться в многоуровневой паутине взаимных подозрений и обвинений среди эмигрантов, во всей этой грызне «стариков из РОВС», «молодых из НТС», «Внутренней линии», «Штабс-капитанов» Солоневича, эсеров Бурцева, «туркуловцев», «шатиловцев», «возрожденцев» и так далее до бесконечности.

Сама операция по похищению и вывозу в СССР Миллера сейчас описана во всех деталях: первый человек в белой эмиграции был прямо с парижской улицы доставлен тайно в подвалы Лубянки, где позднее встретил свою смерть. Скоблин заманил его в ловушку, позвав на встречу якобы с германскими разведчиками для обсуждения стратегии сотрудничества. В итоге Миллер приведен Скоблиным на специально снятую конспиративную квартиру советской разведки, где был схвачен и усыплен хлороформом. В отличие от Кутепова Миллера чекисты благополучно довезли, заколотив в деревянный ящик, до Гавра, где тайно загрузили на советский корабль «Мария Ульянова» и доставили в Ленинград, затем тайно этапировав в Москву на Лубянку. После чего старый генерал и вождь Белого дела был помещен в камеру внутренней тюрьмы НКВД под фамилией Иванов, где позднее после долгих допросов был тайно казнен, как ранее Рейли, Савинков и другие жертвы подобных тайных операций чекистов.

Поначалу Миллера более года активно допрашивали во внутренней тюрьме на Лубянке, давали ему писать родным в Париж письма для выявления его настроений (сами письма никуда так с Лубянки и не ушли, оставшись в деле секретного узника под номером 110, мифического Иванова), в декабре 1937 года в камеру этой советской «Железной маски» для допроса даже лично явился нарком НКВД Николай Ежов. Судя по неотправленным письмам Миллера и его заявлениям на имя Ежова, в долгом заключении на Лубянке белый генерал не сломался и ни в чем особенно каяться не стал. В письме Ежову он подчеркивает уже летом 1938 года незаконность его похищения в Париже, где он проживал по французским документам и с «нансеновским» паспортом политического беженца, очнувшись от действия хлороформа только в море на советском корабле. Миллер не просит в этих заявлениях милости к себе лично, требует только известить о его судьбе оставленную в Париже жену – родную внучку Натальи Гончаровой, вдовы Пушкина. Когда взамен низвергнутого Ежова на Лубянке утвердился Лаврентий Берия, он решил, что допрашивать старого генерала из РОВС больше не о чем, и дал команду его ликвидировать. Как следует из оставшегося в архивах НКВД рапорта, секретный узник Лубянской тюрьмы Иванов расстрелян ночью 11 мая 1939 года сотрудником НКВД Блохиным и начальником внутренней тюрьмы НКВД Мироновым, а труп его сразу же сожгли в печи крематория. К этому рапорту в следственном деле Миллера приложен даже текст приговора к смертной казни за подписью председателя военного суда СССР Ульриха, правда, тоже на имя Петра Васильевича Иванова, что начисто лишает это тайное убийство даже видимости судебной акции.

В Париже эту операцию возглавлял тогда главный специалист ИНО НКВД по тайным операциям Шпигельгласс, известный среди чекистов под кличкой Дуглас. Шпигельгласс лично сыграл роль «германского разведчика Штромана», на встречу с которым Скоблин привел генерала Миллера, и именно обладавший недюжинной силой Шпигельгласс лично втолкнул Миллера в ворота арендованной советскими разведчиками виллы на бульваре Монмаранси, где того отключили хлороформом. В документах НКВД остался и список главных участников похищения генерала Миллера, у чекистов проходившего как «Дело Старика»: Шпигельгласс, Орлов (он же Фельдбин, резидент НКВД в Испании), Глинский (резидент ИНО НКВД во Франции), Гражуль, Косенко. За похищение Миллера Шпигельгласс и другие участники операции получили очередные ордена и звания, хотя вскоре тот же Шпигельгласс был повторно «отблагодарен» родной спецслужбой расстрельным приговором, получив пулю от своих еще раньше вытащенного им из Парижа Миллера. Так внутренние репрессии в самом НКВД сплетались с акциями советской разведки в очередной кровавый узел.

Эта же история в итоге дорого обошлась и Скоблину с Плевицкой, прервав их карьеру чекистских агентов внутри РОВС. Очевидно, что-то уже подозревавший после исчезновения Кутепова в отношении Скоблина генерал Миллер перед уходом на встречу с «германскими разведчиками» оставил в штабе РОВС своему секретарю Кусонскому записку, извещая товарищей, что отправился на это рандеву по приглашению Скоблина. Текст этой записки ровсовцы сохранили, там четко написано: «У меня сегодня в 12 часов 30 минут свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе, он должен отвести меня на встречу с германским офицером». Но Кусонский вскрыл конверт с запиской лишь после очень долгого отсутствия Миллера. С этой уликой в руках помощники Миллера в РОВС Кусонский и Кедров после очередного загадочного исчезновения лидера организации устроили Скоблину допрос и предложили отправиться с ними для разбирательства в полицию, но тот сумел во время этой беседы выскочить из дома и скрыться. Его супруга, Надежда Плевицкая, бежать не успела и по указке РОВС за соучастие в похищении Миллера арестована французской полицией, осуждена французским судом к длительному тюремному заключению и умерла в тюрьме города Ренн в 1940 году уже под властью оккупировавших Францию немцев.

Французские спецслужбы так и не смогли тогда сложить точную картину похищения, утвердив в итоге версию о вывозе Миллера кораблем «Мария Ульянова» из порта Гавр и потребовав покинуть Францию советского дипломата Кислова (под этим именем в посольстве работал чекист Косенко). Хотя в эмиграции РОВС выдвигал и другие версии, в главных подозреваемых оставляя тот же НКВД. Внутри РОВС с 1937 года даже работала своя следственная комиссия по делу о похищении Миллера под началом известного белого генерала Эрдели, по совместительству с работой в РОВС подрабатывавшего на жизнь парижским таксистом. По некоторым сведениям, перед смертью в тюрьме Ренна Плевицкая рассказала детали похищения своему адвокату, отвергнув версию с кораблем и назвав местом временного содержания Миллера до вывоза в СССР некую виллу в районе Сен-Клу, арендованную разведчиками НКВД. Но оккупация Франции немцами не позволила проверить этот след.

Немцы, кстати, под влиянием некоторых лидеров РОВС в 1940 году провели новое расследование, пытаясь выявить других советских агентов в РОВС, причастных к гибели Миллера. Они арестовали несколько эмигрантов, но, кроме того, что при допросах насмерть забили бывшего миллеровского секретаря в РОВС Кусонского (его некоторые соратники обвинили, что умышленно поздно показал им записку Миллера, а затем помог бежать Скоблину из штаба РОВС), ничего нового не удалось выяснить и германским спецслужбам. Именно руководство РОВС под началом нового его председателя генерала Архангельского настаивало на том, что НКВД свил в руководстве РОВС целое гнездо своих агентов и что в похищении Миллера чекистам помогала целая группа ровсовцев. Итогом этих подозрений и стали в 1941 году аресты гестапо по этому делу генералов Шатилова и Кусонского, а также полковника Киреева. Но Киреев с Шатиловым скоро выпущены немцами за невиновностью их в этом деле и восстановлены в руководстве РОВС. Так что единственным вновь обвиненным тогда стал бывший при Миллере главой секретариата РОВС Кусонский, признавший свою вербовку НКВД, помощь в выкрадывании своего начальника Миллера и пособничество в побеге Скоблина из штаба РОВС на бульваре Колизе. Хотя с учетом примененных к нему гестапо методов допросов, от которых немолодой уже генерал Кусонский так и скончался во время этих следственных действий, его вынужденные признания для историков не так уж ценны и полного света на эту запутанную историю не проливают.