Учительница меряет класс шагами. Это у нее такая фишка: рассадить нас полукругом и весь урок скакать вокруг.

– Как вы уже знаете, я алкаю крылатых фраз. Изящно выраженных мыслей.

Слово «алкаю» вызывает смешки по всему классу. Я тру глаза, изо всех сил стараясь не заснуть. В классе жарко и душно, а я и при нормальной-то температуре с трудом удерживаю внимание на миссис Маркс. Скашиваю глаза на часы: еще тринадцать минут – и физика!

– Но, как бы я ни любила афоризмы Джона Берримена, Сильвии Плат и Аллена Гинзберга{ Сильвия Плат и Аллен Гинзберг – американские поэты второй половины XX века. – Прим. ред.}, я неравнодушна к английской поэзии, – признается учительница под аккомпанемент новых стонов. Американская литература явно не снискала популярности в нашем классе. Вот так новость! – А Джон Мильтон может похвастаться званием автора моего самого любимого крылатого выражения всех времен и народов.

Она прерывает свое хождение по кругу, идет к доске и, схватив синий маркер, выводит:

[Разум], он в себе

Обрел свое пространство и создать

В себе из Рая – Ад и Рай из Ада

Он может{ Цитата дается в переводе Аркадия Штейнберга.}.

Зачитав цитату вслух, она поворачивается к классу:

– Кто скажет мне, что имел в виду поэт?

Стоны тут же смолкают, воцаряется гробовая тишина. Я перечитываю слова, эхом отдающиеся у меня в голове, и впервые за целый год раскрываю тетрадь по литературе в середине урока – она почти пуста, если не считать домашних заданий. В верхней части чистой страницы я записываю цитату из Мильтона.

– Айзел? – спрашивает миссис Маркс.

Поверить не могу, что она вызывает меня: словесница никогда меня не трогала, у нас было своего рода негласное соглашение. Я пожимаю плечами и тихо бормочу:

– Не знаю.

– Ну-ну, не стесняйся! – Она стучит маркером по белому пластику доски. – Я же вижу: ты что-то записываешь. У тебя должны быть какие-то соображения на этот счет, поделись ими.

Глубоко вздохнув, я перечитываю цитату в третий раз. Слова Мильтона словно бы приложили мой мозг о стену, заставив его искрить энергией.

– Это напоминает мне об Эйнштейне.

Класс вновь заходится фырканьем и стонами.

– Тишина! – рявкает миссис Маркс, – Продолжай, Айзел.

Знаю: самой же будет лучше, если остановлюсь. Еще неделю назад я бы так и сделала, но сегодня чувствую: во мне появилось что-то, не позволяющее молчать дальше.

– Я хотела сказать, что это напоминает мне теорию относительности Эйнштейна. Конечно, Мильтон говорит не о скорости света, а о восприятии жизни человеческим разумом.

Миссис Маркс одобрительно кивает, и я продолжаю:

– Но по сути, Мильтон и Эйнштейн говорят об одном и том же: наше восприятие субъективно, наши эмоции, наши взгляды – все зависит от точки зрения.

– Замечательно, Айзел! – восклицает миссис Маркс. – Тебе стоит почаще участвовать в наших дискуссиях.

К моему удивлению, по классу не пробегают шепотки и издевки, все молча слушают дальнейшие рассуждения миссис Маркс о «Потерянном рае». Перед самым звонком она раздает нам отрывки для чтения дома и, когда я уже выхожу, поднимает большой палец. Я киваю, улыбаясь глазами, и спешу по коридору в кабинет физики, чтобы успеть первой.

– Ой, Айзел. – Мистер Скотт вскидывает руки над головой. – Ни к чему так спешить.

– Извините, – отвечаю я, тяжело дыша, – просто хотела узнать, можно ли еще подать заявку на ту летнюю программу.

Его губы растягиваются в широкой улыбке:

– Да. Крайний срок – первое мая. Ты еще успеваешь. – Учитель подходит к столу и, вытащив из ящика буклетик, протягивает его мне, хитро подмигивая: – На случай, если потеряла тот.

Мне хочется сказать ему, что и первый по-прежнему у меня. А глянцевые страницы затерлись – так часто я их перелистывала, когда пыталась представить себя на месте этих улыбающихся ребят с огромными защитными очками на носу, что глядят в микроскоп или строят мост из зубочисток.

Пока я не смогла увидеть себя среди них, но уже допускаю подобную возможность. Нет, не так: чувствую в глубине потенциальную энергию для превращения в такую девушку.

Но я ничего не говорю мистеру Скотту – просто беру вторую брошюру и улыбаюсь:

– Спасибо.

Я уже иду на свое место, когда он спрашивает:

– Айзел?

– Да.

– Как продвигается ваш проект? Мне не терпится увидеть, что вы с Тайлером сотворили.

Ах да, мы же ездили в зоопарк. Кажется, с тех пор прошло сто лет.

– К десятому все будет готово.

– Отлично, жду с нетерпением, – улыбается физик.

Осталось 3 дня

Я еду к дому Романа, отправив сообщение, что скоро буду. Он не ответил, но такое с ним бывает.

Представляю его в комнате: развалился на кровати вверх животом, глядя на Капитана Немо, и рассеянно водит карандашом в альбоме. Интересно, он весь день молчит, как Капитан Немо, или все же говорит с ним? И если да, то делится ли мыслями обо мне? Хотела бы я выведать у черепашки все секреты хозяина.

Крепче вцепившись в руль, я напоминаю себе, что мне не нужно выведывать секреты Романа через кого-то. Потому что я хочу, чтобы он сам поговорил со мной. Потому что хочу быть до конца честной. На секунду оторвавшись от дороги, я бросаю взгляд на пассажирское кресло, где лежит только что купленная книга «Исследование пляжей Северной Каролины». Думаю, начну с того, что уговорю его съездить к океану, а дальше, глядишь, все сложится само собой.

Так и не получив ответа от Романа, я подъезжаю к его дому и пару минут сижу в машине, разглядывая знакомый почтовый ящик цвета жженого сахара. Отправляю еще одну эсэмэску и, не получив ответа, звоню. Никто не берет трубку.

Я подпрыгиваю на сиденье, услышав, что дверь дома открывается, но мгновенно расслабляюсь, когда вижу его маму. Надо выйти из машины и помахать ей.

– Айзел, – говорит она, подходя ко мне. На ней розовый свитер и шлепанцы с цветочками. – Что ты здесь делаешь?

Ее каштановые волосы собраны в узел на макушке, от чего она выглядит моложе обычного.

Я оправдываюсь, робко улыбаясь:

– Ой, да я тут была неподалеку и решила заехать – узнать, дома ли Роман. Мы еще на прошлой неделе договорились, что сегодня встретимся.

Миссис Франклин хмурит брови:

– Но Роман не дома.

– Правда? – Я стараюсь не выдать потрясения. Мне казалось, он никуда не ходил без меня.

– Да. Он сказал, что поедет к тебе.