для врачей и краткий учебник для юристов, составленные сотрудниками того же института (А. Н. Бунеев, И. Н. Введенский и др.).

С 1931 г. до Великой Отечественной войны появились труды следующих клиник и институтов: IV–VI тома работ психиатрической клиники I Московского медицинского института, сборник «50 лет Московской психиатрической клиники», сборник психиатрической клиники II Московского медицинского института «Лечение душевнобольных», три ленинградских сборника «Советская невропсихиатрия», ленинградский сборник по рентгенотерапии, сборник, посвященный 30-летию деятельности Р. Я. Голант, пять томов Трудов Института имени Ганнушкина, два сборника трудов Центрального института психиатрии, Труды Ростовской, Воронежской, Сталинской, Свердловской, Башкирской психиатрических клиник, шесть выпусков Трудов Московского областного психиатрического института, два выпуска Трудов Молотовского психоневрологического института, два выпуска Трудов новосибирских кафедр неврологии и психиатрии, одиннадцать томов Трудов и 22 монографии Украинского психоневрологического института, три выпуска трудов 1-й Московской городской психиатрической больницы, два тома Тбилисского психиатрического института (проф. Зурабашвили) и др.

С 1936 г. защищено большое количество диссертаций по психиатрии, но многие из них еще не изданы, а поэтому и мало известны.

Если вопросы о выраженных психозах (mentis alienatio) усердно разрабатывались советскими психиатрами после 1931 г., то область психиатрии пограничной (mentis aberratio) обсуждалась меньше. Вопрос о неврозах и психопатиях рассматривался на Московской конференции в июне 1933 г. и на I Украинском съезде невропатологов и психиатров в 1934 г., однако общего взаимопонимания достигнуто не было. Из последних работ о пограничных состояниях следует отметить два сборника Трудов Тбилисского института функциональных заболеваний, в частности, работы акад. Д. Н. Узнадзе.

Из области психопатологии в связи с разработкой вопроса об экзогенных реакциях был опубликован ряд работ, уточняющих психопатологические особенности аментивного, делириозного, сумеречного состояний (О. В. Кербиков, Т. И. Юдин, А. И. Молохов и др.). Ряд работ о физиологической основе галлюцинаций вышел из клиники проф. Е. А. Попова (Харьков) и закончился его докторской диссертацией [242], того же вопроса касалась диссертация В. В. Шостаковича «Истинные галлюцинации и их механизм». Ряд интересных психопатологических работ о сущности деменции, о переживании болезни, сопротивляемости психозу, запоздалой реактивности принадлежит проф. Е. А. Шевалеву (Одесса).

Ряд работ посвящен структуре навязчивых состояний (Д. С. Озерецковский, В. В. Браиловский и др.). Интересны и оригинальны описания С. Г. Жислина, Е. А. Попова, П. Ф. Малкина и др. об острой бредовой вспышке при длительной бессоннице и тревожном утомлении. Из работ по психотерапии обращают на себя внимание работы К. И. Платонова (Харьков).

Все эти исследования и должны послужить материалом для дальнейшего развития теории советской психиатрии.

* * *

Настало время подвести итоги развития психиатрии за период до Великой Отечественной войны и после нее до настоящего времени. Еще многие активнейшие участники Отечественной войны, подводящие, как нам известно, в монографических исследованиях итоги своих наблюдений, их не закончили. Отдельные, хотя и многочисленные статьи и доклады дают достаточное представление об объеме и широте исследований, но еще не являются законченным целым. Поэтому мы не будем делать обзора результатов этих работ, а очертим лишь те главные направления, в каких шло изучение.

Прежде всего война изменила тот контингент больных, с которыми психиатрам приходилось иметь дело в психиатрических больницах в мирное время. Не говоря уже о травмах и об особенностях фронтовой обстановки, настоящая война изменила жизнь, а стало быть, и вызывающие болезни причины решительно всего населения нашей страны. И изменение привычного качества питания, и тяжелейшие переживания — потеря близких, переживание фашистской оккупации с ее бесчеловечным отношением ко всему оставшемуся населению, постоянные тревоги в связи с событиями на фронте, эвакуация, перемена обычной обстановки жизни — все это создавало почву для выявления психотических состояний в таких картинах, которые прежде не наблюдались вовсе, а если и встречались, то редко и не в столь ярко очерченной форме, как во время войны.

Даже обычные хронические психические болезни изменили свои проявления. Например, многие наблюдатели свидетельствуют, что число заболеваний шизофренией не только не увеличилось во время войны, но многие постоянные или повторные посетители больницы во время войны участвовали в общей жизни и становились работоспособными. Вся страна, даже больные, напрягала все свои силы для защиты родины от грозящего порабощения. Давно известно, что нередко в пылу боя бойцы не замечают своих тяжелых ранений и продолжают сражаться или раненые проходят большие расстояния. Так было и со всем населением: некогда, нельзя было болеть, некогда было думать о собственных недомоганиях… и больной становился работоспособным. Все это говорило о колоссальном влиянии человеческого сознания, психической установки на соматику, о колоссальном значении социальной среды. Психиатры ждали во время войны большого числа психогенных заболеваний, но их было мало, да и почва, на которой они возникали, была вовсе не та, какую ждали: не травмы, не тяжести фронтовой жизни, а возрастные сосудистые сдвиги и истощение вызывали главным образом психогенные вспышки, что подчеркивало значение соматического состояния для психической деятельности.

Эти моменты взаимодействия соматического и психического, так же как и лечение раненых, соединили в работе психиатров с врачами других специальностей — хирургами, интернистами — и заставили глубже задуматься над проблемой единства психического и соматического у человека, над ролью человеческого сознания.

Сложные симптомы при различных травмах головы, нередкие осложнения травм энцефалитами, захватывающими весь мозг и вызывающими сложные психотические явления, заставляли и нейрохирургов все чаще обращаться не только к невропатологам, но и к психиатрам.

Травмы мозга, изменения психики при них выдвинули перед психиатрами проблему генеза психотических симптомов во всей ее широте и сложности. Течение и синдроматика травм мозга четко подтвердили, что нельзя симптомы объяснять только местом поражения мозга: особенности работы сосудов, эндокринно-вегетативные сдвиги, плазмодинамика, прежде пережитые болезни — все это отражалось на клинике и течении травмы. Жизнь организма состоит из взаимодействия многих тканей и систем, каждая функция имеет многосложное обеспечение во всех этажах организма, гармонически, «сопряженно» работающих и при разных условиях по-разному реагирующих на окружающую среду. Новое состояние после выпадения определенных участков мозга дает себя знать не в виде выявления ниже лежащих филогенетических старых систем, как полагали Джексон, Шеррингтон, а в сложной взаимносопряженной деятельности оставшихся частей всего организма. Из оставшихся кирпичей строится худшее, но целостное здание, как 100 лет назад говорил Саблер.

Закрытые травмы головы: коммоции, контузии, несомненно частые вегето-сосудистые расстройства при них, ликвородинамические нарушения, астенические состояния — все это делало еще более необходимым для психиатра понимание нарушений вегетативной иннервации, изменений сосудистого тонуса. Разработка вопросов сосудистой иннервации издавна принадлежала именно русским физиологам, анатомам и гистологам (Павлов, Овсянников и др.). Работы В. П. Воробьева, Г. Ф. Иванова, А. Н. Миславского, Б. И. Лаврентьева и