Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сумятице и шуме предковой памяти, которые я могу вызвать по своему желанию, возникает нечто, похожее на упорядоченные рисунки. Они похожи на звуки чужого языка, который мне хорошо понятен. Тревожные сигналы сообществ, готовящие их к нападению или защите, для меня подобны громким словам команд. Я вижу, как люди угрожают невинным, вижу, как опасно бунтует беспомощная молодежь. Необъяснимые звуки, видения и запахи возрождают ощущения, о существовании которых вы давно успели забыть. Когда вы встревожены, на ум приходят лишь слова родного языка — речь чужих языков превращается в набор странных и чуждых звуков. Вы требуете свой привычный костюм, ибо краски чужих одеяний кажутся вам враждебными и угрожающими. Это есть отрицательная обратная связь на ее первобытном уровне. Это воспоминания ваших клеток.
(Похищенные записки)
Рядовые Говорящие Рыбы, несшие пажескую службу У портала Зала Аудиенций, вели к Лето Дуро Нунепи, посла Тлейлаксу. Время его аудиенции еще не наступило, его доставили рано, изменив объявленный порядок, однако посол держал себя спокойно, изобразив на лице лишь легкое недовольство.
Лето молча ждал его приближения, вытянувшись на возвышении, установленном в дальнем конце зала. В памяти Императора всплыло древнее воспоминание — глазок перископа подводной лодки, осматривающий поверхность вод. Таков был и Нунепи — гордое, словно высеченное из кремня, лицо человека, Прошедшего все положенные ступени бюрократической лестницы Тлейлаксу. Не будучи сам Танцующим Лицом, он рассматривал этих людей, как воду по которой очень удобно плыть к назначенной цели, и надо было быть настоящим лоцманом, чтобы пристроиться в кильватер такому человеку. Нунепи был тем зловещим персонажем, который оставил свой кровавый след в происшествии у моста через реку Айдахо.
Несмотря на ранний час, Нунепи был в полном посольском облачении — широкие черные брюки, черные ботинки с золотым рантом, яркая красная куртка, открывающая поросшую волосами грудь, на которой красовался золотой тлейлаксианский гребень, украшенный бриллиантами.
Остановившись в положенных десяти шагах от тележки, Нунепи окинул взглядом выстроившихся у стены Говорящих Рыб. В серых глазах Нунепи мелькнула насмешливая искорка, когда он посмотрел на своего Бога-Императора и слегка поклонился.
Вошел Дункан Айдахо с зачехленным лазерным ружьем у бедра и остановился возле нахмуренного лица Лето.
Появление Айдахо не слишком понравилось послу, он принялся внимательно изучать начальника гвардии.
— Я нахожу Лицеделов особенно ненавистными, — произнес Лето.
— Я — не Лицедел, господин, — произнес Нунепи низким, хорошо поставленным голосом, в котором все же угадывалась некоторая растерянность.
— Но ты представляешь их, а это уже является предметом моего раздражения, — сказал Лето.
Нунепи ожидал открытого выражения враждебности, но Лето отбросил дипломатические условности, и посла потрясло то, что Император прямо упомянул то, что сам Нунепи считал необоримой силой Тлейлаксу.
— Господин, сохраняя плоть исходного Дункана Айдахо и снабжая вас гхолами, мы предполагали, что…
— Дункан! — воскликнул Лето.. — Если я прикажу, Дункан, поведешь ли ты экспедицию уничтожить Тлейлаксу?
— С радостью, мой господин.
— Даже если это будет означать потерю исходных клеток и уничтожение чанов с аксолотлями?
— Эти чаны — не самое приятное воспоминание в моей жизни, а те клетки — это давно уже не я.
— Господин, чем мы оскорбили вас? — спросил Нунепи.
Лето нахмурился. Неужели этот глупец всерьез думает, что сейчас Бог-Император заговорит о недавнем нападении Танцующих Лицом?
— До меня дошли сведения о том, что ваши люди распространяют сплетни о том, что вы называете «отвратительными сексуальными привычками».
Нунепи был изумлен до глубины души. Обвинение было лживым до абсурда, он не ожидал этого. Но Нунепи отчетливо понимал, что вздумай он все отрицать, ему все равно никто не поверит, ибо так сказал сам Бог-Император. То была атака с непредсказуемым исходом, произведенная в неведомом для посла измерении. Нунепи заговорил, глядя на Айдахо:
— Господин, если мы…
— Смотри мне в глаза! — приказал Лето. Нунепи торопливо повиновался.
— Могу сказать тебе в первый и последний раз, — продолжал Лето, — что у меня вообще нет сексуальных привычек. Никаких.
На лбу Нунепи выступила холодная испарина. Он смотрел на Императора с выражением загнанного в угол животного. Когда посол заговорил, в его голосе не осталось и следов от былой звучности.
— Господин, я… Это какое-то недоразумение, ошибка…
— Замолкни, тлейлаксианский проныра! — взревел Лето. — Я — метамерный переносчик священного червя — Шаи-Хулуда! Я — твой Бог!
— Прости нас, Господи! — прошептал Нунепи.
— Простить вас? — голос Лето был на этот раз исполнен участливого понимания. — Конечно, я прощу вас. Это Функция вашего Бога. Ваше преступление прощено. Однако ваша глупость требует ответных мер.
— Господин, если бы я только мог…
— Молчать! Партия Пряности должна была отправиться на Тлейлаксу в эту декаду. Вы не получите ничего. Что касается тебя лично, то сейчас мои Говорящие Рыбы отведут тебя на площадь.
В зал вошли две дюжие женщины в форме гвардейцев и взяли Нунепи под руки, ожидая указаний Императора.
— На площади, — сказал Лето, — вы снимете с него одежду и дадите ему пятьдесят ударов плетью.
Нунепи попытался вырваться из мертвой хватки Говорящих Рыб, его лицо исказилось от ярости.
— Господин, я хочу напомнить вам, что я полномочный посол…
— Ты — обычный преступник и как таковой будешь наказан. — Лето дал знак гвардейцам и они потащили посла к выходу.
— Жаль, что тебя не убили, — орал потерявший голову Нунепи, — жаль, что…
— Кто? — спросил Лето. — Кто должен был меня убить? Разве ты не знаешь, что меня нельзя убить?
Гвардейцы потащили посла к выходу, но он продолжал кричать: «Я невиновен! Я невиновен!» Крики постепенно стихли.
Дункан склонился к Лето.
— Что такое, Дункан? — спросил Император.
— Мой господин, все послы будут очень напуганы.
— Да, я преподам им урок ответственности за свои действия.
— Мой господин!
— Участие в заговоре, равно как и армейская служба, освобождает людей от чувства личной ответственности.
— Но это может привести к ненужным осложнениям, мой господин. Лучше я распоряжусь об усилении охраны.
— Об этом не может быть и речи!
— Но вы позвали меня…
— Как небольшой образчик военной глупости.