Ее преследовали страшные сны, скорее, воспоминания. Снова и снова она видела мародера-янки, пришедшего в Тару, чувствовала резкий запах, видела его грязные, волосатые руки, перебирающие содержимое маминой шкатулки, его красные глаза, горящие от жестокости, похотливо смотрящие на нее, его рот с выбитыми зубами, влажный и скривившийся в плотоядном оскале. Она застрелила его, уничтожила глаза и рот в фонтане крови, кусочков костей и липких комочков его мозгов.

Она никогда не сможет забыть грохот выстрела, призрачно-красные брызги и ее неистовый триумф.

Ах, если бы только у нее был пистолет, чтобы защитить себя и мисс Элеонору от янки!

Но в доме не было оружия. Она обыскала полочки и ящики, гардеробы и бельевые шкафы, даже полки с книгами в библиотеке. Она была беззащитна. В первый раз в своей жизни она почувствовала себя слабой, неспособной посмотреть в лицо опасности и преодолеть ее. Это ее чуть не сломало. Она умоляла Элеонору Батлер послать записку Ретту.

Элеонора медлила. Да, да, она пошлет ему весточку. Да, она напишет ему, что сказала Алиса о громадных размерах и о блеске лунного света в его нечеловеческих глазах. Да, она напомнит ему, что она и Скарлетт — две одинокие женщины, остающиеся в доме на ночь, когда все слуги, кроме старика Маниго и Панси, маленькой и слабой девушки, расходятся после ужина по домам. Да, она срочно напишет записку и передаст ее со следующей же лодкой, что привезет дичь с плантации.

— Но когда это будет, мисс Элеонора? Ретт должен приехать сейчас! Это дерево магнолии — практически лестница, ведущая от земли на веранду напротив наших комнат!

Она для большей выразительности трясла руку миссис Батлер. Элеонора похлопала ее по руке.

— Скоро, дорогая, это должно произойти очень скоро. У нас не было уток уже целый месяц, а жареная утка — мое любимое блюдо. Ретт знает это. Кроме того, все теперь будет в порядке. Росс и его друзья будут патрулировать улицы по ночам.

«Росс! — про себя вскрикнула Скарлетт. — Что может сделать пьяница вроде Росса Батлера? Или любой другой чарльстонский мужчина? Большинство из них — либо старики, либо калеки или еще мальчики. Если бы от них была какая-нибудь польза, они бы не проиграли эту дурацкую войну. Почему кто-то должен доверять им сражаться с янки теперь?»

Какое-то время казалось, что патрули помогли. Перестали поступать сообщения о непрошеных гостях, и все успокоились. Скарлетт устроила первый приемный день, на который пришло так много приглашенных, что тетя Элали жаловалась, что не всем хватило пирога. Элеонора Батлер порвала записку, которую она написала Ретту. Люди ходили в церковь, ходили по магазинам, играли в вист, проветривали свои вечерние платья и занимались их починкой перед началом Сезона.

Скарлетт вернулась после своих утренних визитов с горящими щеками от быстрой ходьбы.

— Где миссис Батлер? — спросила она Маниго.

Узнав, что она на кухне, Скарлетт побежала в дальнюю часть дома.

Элеонора Батлер взглянула на вбежавшую Скарлетт.

— Хорошие новости, Скарлетт! Я получила сегодня утром письмо от Роемари. Она будет дома послезавтра.

— Лучше послать ей телеграмму, чтобы она осталась, — резко сказала Скарлетт. Ее голос был хриплым, лишенным эмоций. — Янки добрались до Гарриет Мэдисон прошлой ночью. Я только что услышала.

Она посмотрела на стол рядом с миссис Батлер.

— Утки? Вы ощипываете уток! Лодка с плантации пришла! Я смогу поехать на ней на плантацию, чтобы привезти Ретта.

— Ты не сможешь поехать одна с четырьмя мужчинами на этой лодке, Скарлетт.

— Я возьму Панси, хочет она этого или нет. Вот, дайте мне сумку и немного этих пирожных. Я хочу есть. Я съем их по дороге.

— Но, Скарлетт…

— Никаких «но», мисс Элеонора. Просто передайте мне эти пирожные. Я еду.

«Что я делаю? — подумала Скарлетт почти в панике. — Я не должна так мчаться, Ретт рассердится на меня. И я, должно быть, выгляжу ужасно. Это и так плохо, что я показываюсь там, где не должна, по крайней мере, я могла бы выглядеть получше. Я планировала нашу встречу совсем по-другому».

Она тысячу раз думала о том, как это будет выглядеть, когда она увидит в следующий раз Ретта. Иногда она воображала, что он приедет домой поздно, она будет в своей расстегнутой ночной рубашке с распущенными волосами перед отходом ко сну. Ретт всегда любил ее волосы, он говорил, что они живые, иногда раньше он расчесывал их, наблюдая голубые электрические искорки.

Часто она представляла себя за чайным столиком, бросающей кусочек сахара в чай серебряными щипцами, элегантно держа их в своих пальчиках. Она мирно разговаривает с Салли Брютон, и он увидит, как она подходит к дому, как доброжелательно относятся к ней самые интересные люди в Чарльстоне. Он возьмет ее руку и поцелует ее, и щипцы выпадут у нее из руки, но это будет не важно… Или что они будут сидеть вдвоем с мисс Элеонорой после ужина в креслах перед огнем, так уютно вместе, рядом со свободным местом, дожидающимся его. Только однажды она представила поездку на плантацию; Скарлетт не знала, как она выглядела теперь, ведь солдаты Шермана сожгли ее. В мечтах она и мисс Элеонора приезжали в милой зеленой лодке с горами кексов и шампанским, покоясь на шелковых подушках, держа над собой яркие цветастые зонтики от солнца. Ретт, смеясь, бежал к ним с распростертыми объятиями. Но потом все исчезло в пустоте. Ретт ненавидел пикники. Он говорил, что можно жить в пещере, если собираться есть, сидя на земле, как животные, вместо стола и стульев, как цивилизованные люди.

Безусловно, она никогда не думала о возможности такого вот появления: раздавленной среди коробок и бочек Бог знает чего, на паршивой лодке, пахнущей непонятно чем.

Теперь, когда она была вдалеке от города, она больше беспокоилась о раздражении Ретта, нежели о блуждающем янки. Что если он просто скажет лодочнику повернуть назад и отвезти ее домой?

Гребцы опускали весла только, чтобы направлять лодку, невидимое, мощное течение прилива несло ее. Скарлетт нетерпеливо посматривала на берега широкой реки. Ей казалось, что они вовсе не движутся. Все было одинаково: широкие просторы высокой травы проплывали так медленно — ох, так медленно — в течении прилива, а сзади них плотный лес был завешен неподвижным занавесом испанского мха. Все было так тихо. Почему, ради всего святого, не пели птицы? И почему уже темнее?

Пошел дождь.

Задолго до того, как весла стали подгребать к левому берегу, она промокла до костей и дрожала и телом и душой. Стук носа лодки о причал вывел ее из оцепенения. Через завесу дождя она увидела фигуру в непромокаемом костюме, освещенную горящим факелом. Лица не было видно под капюшоном.

— Кинь мне трос, — наклонился вперед Ретт, протягивая одну руку. — Хорошая поездка, ребята?

Скарлетт оттолкнулась от ближайшего ящика, чтобы подняться. Ее ноги затекли, она упала назад, опрокидывая с шумом верхнюю коробку.