– А ты не понял?

– Нет. Я думал, но никак не мог понять.

– Да… – она усмехнулась, но тут же посерьёзнела снова. – Понимаешь, я хочу завести детей. Уже давно. А ты как будто не замечаешь.

– Боже мой, Аня… – я обнял её за плечи. – Так я ведь тоже очень хочу… Я думал, что ты… Но ты никогда мне об этом не говорила!

– Да. Я не знаю… Боялась, что ли… Видимо, это дурацкая женская привычка – думать, что мужчина обо всём должен догадываться сам.

– Аня… – заговорил я. – Давай с этого дня стараться ничего не держать в себе. Если чего-то хочешь – говори вслух. Ладно?

– Хорошо. Конечно, так лучше.

– Мы обязательно заведём ребёнка, – сказал я. – И не одного. Правда, не сегодня – надо, чтобы из меня выветрился весь алкоголь. Да и грязный я.

– Так помойся.

Она улыбнулась, и мы хорошо, сладко поцеловались.

– Ты, наверно, есть хочешь, – вспомнила Аня. – Я пойду приготовлю ужин.

– Я помогу.

– Да нет. Ты же пьяный. Ещё разобьёшь что-нибудь.

Она направилась к выходу из комнаты, но вдруг остановилась, повернулась ко мне и рассмеялась:

– Я забыла тебе сказать…

– Что?

– Спасибо за полку.

Аня ушла на кухню, а я откинулся на спинку дивана и расслабил все мышцы. Взял в руку пульт от нового телевизора. Включил. Шли новости. Говорилось об укреплении сотрудничества, неуклонном росте внутреннего валового продукта и грядущем процветании. Я подумал, что, может быть, это всё правда, и они на этот раз не врут… Переключил на другой канал и увидел Винни-Пуха. Толстенький, симпатичный медвежонок, ужасно похожий на Виктора Сергеевича, шёл по нарисованной дорожке и пел:

В голове моей опилки,

Но сопелки и вопилки

Сочиняю я неплохо и-ног-да!

Он так здорово махал при этом своими ручками-пятнышками, был так бодр и весел, что я вдруг со всей ясностью и неотвратимостью осознал – всё теперь будет хорошо. И значит, надо жить. И значит… Короче, надо пойти помыться.

июль 2000

Лапидус

Эта поездка была заранее обречена на провал. Не думаю, что возможен отдых в компании пятерых абсолютно разных людей, которые к тому же неоднозначно друг к другу относятся. Наверно, мне надо было отказаться, но язык не повернулся вовремя в нужную сторону, и я поехал.

Константин Егошин, день рождения которого мы собирались праздновать, был человеком неординарным. Все дельные мысли в конторе высказывал он. Все дурацкие идеи, впрочем, тоже. Он мог часами рыться в книгах или в сети, чтобы отыскать какой-то факт, всем, кроме него, давным-давно известный, и потом сообщить: вот, мол, нашёл. Поскольку изыскание фактов вошло у него в привычку, мало-помалу он наполнялся знаниями, но они по большей части носили характер абстрактный, и эти знания зачастую совершенно некуда было применить. Реальность же его мало занимала. Стригся он раз в полгода, а очки протирал и того реже, поэтому казалось, что они у него постоянно облиты не то вареньем, не то молоком. А может, так оно и было.

Вместе со своей подругой, Люсей Дьяконовой, они составляли весьма необычную парочку. Люся была высокой, светловолосой, не лишённой некоторого обаяния, но чересчур простой, прямолинейной и даже несколько наивной. Несмотря на это, а может, и благодаря этому, Константин в ней души не чаял, когда она находилась в зоне его прямой видимости. Он оказывал ей разнообразные, порой неуклюжие, но настойчивые знаки внимания, она хихикала и говорила ему приятные глупости, а когда уходила, он преспокойно садился за компьютер и погружался в сеть.

Не подумайте чего плохого. Константин любил Люсю. Любил страстно, и его нежность по отношению к ней была искренней, неподдельной. Просто такой он был человек – он любил Люсю, которая жила здесь, а сам он жил там – в мире исчезнувших цивилизаций и индексов Доу Джонса. Впрочем, иногда он вылезал наружу. В один из таких моментов Константин подошёл ко мне и сказал:

– Ты не хочешь поехать с нами на шашлык? У меня день рождения.

– Когда?

– В пятницу выедем, в воскресенье вернёмся. Обещаю хорошую погоду и огонь.

Мне почему-то захотелось засмеяться, но я сдержался:

– А кто ещё едет?

– Пока не знаю. Тебя первого зову. Поедешь?

– Э… Ну ладно.

Это самое "пока не знаю" сбило меня с толку. Совершенно не представлял себе, кого именно Константин может пригласить на свой день рождения. А это таило для меня один небольшой сюрприз.

Я пришёл на платформу, ещё ни о чем не подозревая. Солнце припекало. У меня было мало вещей – небольшая сумка на плече, поскольку я предполагал, что надо будет что-то нести. Пришёл я рано, поэтому слонялся по платформе взад-вперёд, раздумывая, не купить ли чего-нибудь прохладительного. Мой взгляд блуждал из стороны в сторону, и вдруг ухватился за что-то, что показалось знакомым.

По узкой петляющей тропинке к станции приближались два человека. Я сразу понял, кто это, и первым моим порывом было уйти.

Анна шла быстро, почти летела. Развевающиеся темно-каштановые волосы и непрозрачные солнечные очки придавали её облику нечто демоническое. Она улыбалась и тащила за собой высокого черноволосого Владислава.

Через минуту они были рядом со мной. Я поздоровался.

– Привет, – сказала Анна. – Ты тоже едешь?

– Ем, – сказал я. – В смысле, еду.

– Подарок какой-нибудь купил?

– Да.

– Жалко. А то мы с Владом купили магнитолку и думаем, не слишком ли это круто. Хотели с кем-то объединиться.

– Почему круто? – спросил я. – Человеку двадцать пять стукнуло. Почти юбилей.

– А. Тогда да, – Анна сняла очки, сунула в карман и стала, щурясь, смотреть на солнце.

Она была в чёрных джинсах и лёгкой белой кофточке на молнии. За плечами висел небольшой кожаный рюкзак.

Владислав стоял и смотрел на меня.

– А куда мы, собственно, едем? – спросил он.

– На какие-то острова, – ответил я. – Наверно, на водохранилище.

– И чего там хорошего, на этих островах?

Я пожал плечами.

– Егошину лучше знать.

– Скорее всего, ничего там хорошего. Ну да ладно. Главное, чтобы Люська гитару не взяла.

Владислава я не любил. И дело было не только в Анне. Я не любил его ещё до того, как с ней познакомился, хотя, возможно, и не так отчётливо это осознавал.

– Ты что, Ёжик, такой хмурый? – спросил он. – Не хочешь ехать?

– Не знаю. Шашлык хочу. Выпить хочу. А ехать, наверно, нет.

– Ну, Ёжик, тут уж выбирай, – и он сделал весёлое лицо.

Ёжиком, кстати, меня больше никто не называл. Дело в том, что у меня вообще нет волос