Лис Крестозуб с трудом поднялся на ноги:

— Снимите с меня эти веревки, я готов служить под знаменами Властителя Бадранга!

Остальные последовали его примеру, приговаривая, что лучше быть солдатом, чем рабом или покойником. Клогг печально покачал головой:

— Ох, в недобрый день ступил я на этот берег. Крестозуб, неужто я был плохим капитаном?

— Не обессудь, кэп, коли дело о шкуре заходит, тут уж каждый сам за себя.

Пока пираты приносили присягу, двое солдат подвели Клогга к подземной темнице. Он бросил в яму тоскливый взгляд:

— Так вот, значит, что меня ждет — сиди в яме, как червяк какой.

Но конвоиры подтолкнули Клогга к тачке, в которой лежала лопата.

— Нет, сидеть в яме ты не будешь. Властитель Бадранг приказал ее засыпать. Считай, что тебе повезло, — вместо того чтоб тебя казнить, он позволяет тебе искупить вину честным трудом. Теперь ты раб, и не волнуйся — без работы не останешься!

Феллдо готовил войско для нападения на Маршанк. Над лагерем на скалах гордо реяло знамя — зеленое, с изображением летящего дротика, разбивающего цепь. Дубрябина размяла ноющие лапы.

— Сколько времени я потратила на то, чтобы сшить это знамя из лоскутков, которые отыскала в нашем сундуке с костюмами! Впрочем, смотрится оно неплохо.

Баллау, который проводил строевые занятия, дал команду «вольно» и, подойдя к Дубрябине, молодцевато отдал ей честь:

— Здравия желаю! Нельзя ли узнать, в котором часу нам, бравым молодцам, отобедать подадут? Сама знаешь — как полопаешь, так и потопаешь, и все такое прочее.

Барсучиха подняла глаза к небу:

— Диву даюсь, как ты еще можешь топать, когда столько лопаешь, обжора лопоухий! Меня спрашивать нечего, пойди узнай у поваров.

И Баллау двинулся строевым шагом на кухню, сверкая роскошным мундиром, который отыскал в костюмерной труппы. Чтобы не сбиваться с ноги, он напевал:

Посмотрите-ка сюда, дамы, дамы!

Зайцы — это высший класс! Господа мы!

И в строю, и в бою форму держим мы свою,

Только голодны, а так — хоть куда мы!

Недалеко от лагеря Феллдо обучал всех желающих обращаться с копьеметалкой. А Кейла показывал, как можно сражаться обычным камнем.

После незамысловатого обеда новоиспеченные воины отдыхали от тренировок. Тем временем Баркджон и Дубрябина пытались отговорить Феллдо и Баллау от наступления на Маршанк.

— Феллдо, у тебя под началом нет и десятой доли тех сил, которыми располагает Бадранг, — убеждал сына Баркджон.

Феллдо отодвинул еду.

— Я не говорю об открытом бое, отец. Молниеносные партизанские налеты — вот что я задумал: быстро нанести удар и исчезнуть. Что с тобой стряслось? Помнится, когда мы были рабами, ты клялся отомстить Бадрангу.

В спор вмешалась Дубрябина:

— И у тебя, и у твоего отца есть здравые мысли, Феллдо, но все же я соглашусь с ним. Мы не воины и ни разу в жизни не бывали в бою. Безусловно, Бадранг — чудовище и Маршанк нужно смести с лица земли, но ты должен понимать: его шайка состоит из опытных бойцов, привыкших убивать. Между тем все, что у нас есть, — это горстка освобожденных рабов и несколько бродячих комедиантов.

Баллау доел лепешку и облизал мед с лап.

— Но мы все-таки освободили этих рабов, так ведь? Кто сказал, что мы не можем стать первоклассными бойцами и покончить с Бадрангом раз и навсегда? Ну, что скажешь, старина Бром?

Бром избегал смотреть Феллдо в глаза:

— Мне особо нечего сказать. Может, я и храбрый, и везучий, но я не воин. Теперь я это знаю. Я не хочу видеть, как убивают зверей, особенно наших.

Феллдо потрепал своего юного друга по ушам:

— Тогда ты можешь стать врачевателем и лечить раненых. Чтобы перевязывать их и вытаскивать с поля боя, нужно быть смелым.

Феллдо повернулся к Дубрябине:

— Решено, сегодня ночью я возглавлю первый налет на Маршанк.

Видя, что возражать бесполезно, Дубрябина пожала плечами:

— Что я могу к этому добавить, кроме одного: ни пуха ни пера!

Феллдо эти слова, казалось, озадачили, но Баллау объяснил:

— Так у нас, актеров, говорят, когда желают удачи.

Для Мартина путешествовать вместе с Болдред было просто наслаждением. Сова выбирала самые красивые тропинки и общалась как старый друг со всеми зверями, которые обитали в округе. Часто путники останавливались, чтобы отведать фруктов, которые здесь росли в изобилии. Как-то раз Болдред показала вишневое дерево, ветви которого гнулись под тяжестью темно-красных ягод. Искушение было слишком велико. Встав под пригнувшимися до самой земли ветвями, путники стали срывать сочные вишни и уписывать их за обе щеки.

Болдред развернула крылья:

— Тут таких деревьев целый лес. Спешить некуда, так что угощайтесь. Я скоро вернусь. — И она улетела уточнить свои карты и переговорить со знакомыми зверями.

Лежа под деревом, друзья ели вишни и соревновались, кто дальше плюнет косточку.

Паллум снял вишню, наколовшуюся ему на иголки, и отправил в рот.

— Вот это жизнь, ребята!

Неожиданно кусты затрещали, и из них появился невообразимо дряхлый еж; размахивая узловатым посохом из терна, он направился к путникам. Еж этот был совершенно седой и еле держался на трясущихся лапах, но возраст не убавил ему темперамента.

— А ну убирайтесь отсюда, разбойники, вишнекрады! Чтоб я вас здесь больше не видел, а то ваши воровские спины познакомятся с этой вот палкой!

Паллум поднялся и миролюбиво развел лапы:

— Полегче, папаша. Мы не разбойники!

Старый еж замахнулся посохом на Паллума, но так медленно, что тот без труда увернулся.

— Не называй меня папашей, бандит, — обиделся еж. — Я бы не согласился быть твоим папашей даже за целый сад сливовых деревьев!

На кончике носа у старого ежа сидело маленькое квадратное пенсне; стоило ежу взмахнуть посохом, и оно слетело. Продолжая размахивать посохом, еж стал на ощупь искать свои очки. К нему подскочила Роза. Увернувшись от удара, она подняла пенсне и, перехватив посох, надела на нос убеленного сединами старика:

— Ну вот, так-то оно лучше. Мы не воры. Мы не знали, что эти деревья принадлежат тебе.

Еж судорожно дернул за посох, но Роза его не выпускала.

— Отпусти мою палку! Ты очень непочтительна к старшим!

Мартин решительно поднялся. Старый еж был не опасен, но его ругань и брюзжание порядком уже надоели. В голосе юного воина зазвучали строгие нотки: