Проснулась через несколько часов, по квартире ходил Голованов, из кухни аппетитно пахло говяжьим бульоном. Там же я нашла пакеты с доставкой еды и из интернет-магазина всем известной спортивной марки.

– Могу не глядя купить.

Глеб показал взглядом на новые кроссовки сорок какого-то размера, мужской бомбер, толстовку и тёплые штаны. Утеплился.

– Я бульон сварил, зелень добавишь по вкусу. Заказал пиццу, удон, бургеры, выбери, что хочется. Если что-то другое, скажи, закажем. Время есть.

– Я хочу хамсу пряного посола, – уверенно сказала я. – С белым шоколадом с клубничной начинкой, – по мере того, как я говорила, мои глаза расширялись от ужаса. – Это даже звучит отвратительно, Голованов! Что ты со мной сделал? Самовлюблённый, напыщенный эгоист! Не мог сам забеременеть, феодал-узурпатор?! Конечно, женщина же никчёмное существо, только и способное, что рожать!

– Слава богу, Цыпа, ты вернулась! Я уже всерьёз испугался, что придётся жениться на нормальной женщине. А, нет, всё пучком, – засмеялся он. – Поторопись, у нас самолёт через четыре часа и свадьба через три недели. Ты где хочешь свадьбу, дома или в рэсторане?

– В рэсторане мы в этом месяце были, – вспомнила я его же слова.

Свадьбы в ресторане не получилось, через три недели у меня начался настолько сильный токсикоз, что я смогла только добраться до ЗАГСа, проблеять там еле слышное «да», а потом огласить уборную официального заведения содроганиями моего желудка.

На следующий день уехали Коля с Нютой, а я перебралась жить в квартиру к Глебу, теперь уже нашу общую. Новоиспечённому мужу приходилось чаще бывать дома, потому что рядом с ним мой токсикоз хоть как-то успокаивался.

К поздней осени я наконец-то пришла в себя, мы устроили небольшое свадебное путешествие в Европу, зимой слетали в гости к Коле, где меня не покидала предательская мысль о Диане с крепкими лошадиными ляжками и глазами синими как море.

А весной я родила девочку. Три килограмма триста восемьдесят граммов, пятьдесят два сантиметра ростом, крепкая девятка по шкале Апгар. Первым, после акушера, нашу дочь на руки взял Глеб, чтобы положить мне на грудь. Я почувствовала горячий комочек, сглотнула навернувшиеся слёзы, опустила взгляд и увидела рыжую макушку нашего совместного чуда.

Вспомнила себя, как доставала старшего брата и его лучшего друга. Шантажировала, грозилась нажаловаться родителям и жаловалась, капризничала, требовала взять с собой, купить мороженое, ревела напоказ, точно так же напоказ устраивала истерики, всегда добиваясь своего.

– На тебя похожа, только рыжая, – шепнул Глеб.

– Сочувствую твоему горю.

– Разделяю твою радость.

В день, когда улетела Ирина.

Глеб выбрался из лабиринтов Министерства здравоохранения, чувствуя себя Тесеем. Нитью Ариадны стали связи, подвешенный язык, в некоторых случаях наличность. Хотелось пить, есть, растянуться на голубой глади бассейна, нырнуть в море – остудиться после чиновничьих головомоек.

Посмотрел телефон – несколько пропущенных вызовов. Пара из филиалов, туда он перезвонит позже, случился бы пожар – звонков было бы больше. Один от поставщика, от него же письмо на электронку – отлично, значит, несколько аппаратов МРТ скоро будут в распоряжении клиник. И один от Михайличенко Юлии Максимовны – штатного гинеколога, – которая должна была позвонить сразу, как только придут результаты обследований Ирины из лаборатории.

– Юлия Максимовна? – Глеб тут же набрал номер.

Состояние Цыпы вызывало скребущие опасения, в общем-то, это могло быть всё что угодно. От простого гастроэнтерита, спасибо «пляжной» еде – была бы воля Глеба, позакрывал бы все точки питания на пляже, бесконечный источник заразы и кладезь антисанитарии, – до серьёзного заболевания, но позвоночным столбом он чуял самое невероятное – беременность.

Юлия Максимовна подтвердила мысли Глеба, после чего он долго растягивал скрин из лаборатории на экране телефона, пытаясь поверить тому, что видит. В том, что беременность не миф, сомнений не возникало, в сроке тоже – две-три недели, скорее три. А вот в том, что это не подстава – возникали, причём огромные. Стоило вспомнить ложь об оральных контрацептивах, которые якобы принимала Цыпа – это выяснилась сразу после госпитализации, – как всё становилось на свои места.

Цыпа, со своим альтернативным мышлением, упорностью, часто запредельной беспринципностью запросто могла пойти на подобный шаг – тривиальный залёт. Вот только как он, Голованов, будучи всегда маниакально острожным, попался на эту удочку? Каким образом ей удалось провернуть это?

Что делать – вопроса не возникло даже на доли секунды. Жениться. Рожать. Какие ещё возможны варианты? Максимально несвоевременно. Глеб рассчитывал подождать с предложением Ирине, но в случае беременностью вариант с «подождать» отпадал сам собой. Отправлялся в непроходимые дали навсегда.

В душе Ирина оставалась той самой Цыпой, которую Глеб знал со своих шестнадцати лет – маленькой, недолюбленной девочкой, которой требовалось внимания больше, чем могли дать родные. Эгоистичной, сумасбродной, сумасшедшей. Не готовой идти на компромиссы, довольствоваться полумерами, требующей своё здесь, сейчас, немедленно.

Такая ли жена нужна Голованову-младшему? Конечно, нет. Хотел ли он другую, более подходящую? Так же, однозначно нет. Глеб любил эту ненормальную, красивую женщину, хотел быть только и только с ней.

Сделать предложение к новому году или следующим летом. Подготовиться к свадьбе, что сотрёт из памяти людей Лию, а заодно образцово-показательное выступление Ирины, о котором сейчас не судачил лишь мёртвый. Пока же наслаждаться конфетно-букетным периодом, вспышками Ириного дурного настроения, истериками, чередующимися с лавиной нежности. Она лилась нескончаемым потоком на Глеба, который, оказывается, изголодался по такой простой вещи как искренность.

Глеб закрыл глаза, отчётливо вспоминая события семилетней давности. Единственную ночь, ставшую на долгие годы его личным кошмарным воспоминанием и афродизиаком одновременно. Запретным плодом, который он вкусил со всей жадностью, страстью, отчаянным желанием, что копилось в нём день за днём, час за часом, секунда за секундой. Ошибкой, за которую не было стыдно. Если бы представилась возможность вернуть время назад – Глеб не отказался бы от той ночи с Ириной. Он помнил каждое мгновение и не собирался забывать.

Потому что любил. Сейчас можно честно признаться себе, что семь лет назад он влюбился в младшую сестру собственного друга и любил её по сей день. Любил настолько, что даже злиться на подставу с беременностью не мог. Напротив, хотелось выскочить из машины и заорать, что есть мочи: «Мечты сбываются!» Просто «Газпром», а не тридцатипятилетний олень с рогами из медицинской стали.

Глеб почти подъехал к клинике, когда позвонил Колёк с заявлением, что Ирина улетела в Иркутск. Потому что «здесь нечего делать», «климат не подходит беременности» и «голубая агава ждёт». Видимо, на берегу Ангары.