Эдриан не понимает намека и начинает приподнимать подол моего платья, чуть касаясь пальцами бедер и одновременно прижимаясь губами к моей шее, обжигая ее дыханием. Податливая шелковая материя поднимается медленно, дюйм за дюймом. Эдриан просовывает руку мне между бедер и мягко прижимает спиной к стене. Я жду подходящего момента, чтобы остановить его, но Эдриан одной рукой уже снимает с меня трусы, а другой стискивает грудь. На платье от его рук остаются едва заметные морщинки. Я все медлю сказать «нет», а Эдриан нежно целует меня, проводя языком по внутренней стороне губ. Затем вдруг отстраняется и заглядывает мне прямо в глаза. Я понимаю, что сейчас вижу его таким, какой он есть. Сейчас он совершенно искренен – человек не может лгать, находясь от вас так близко.

В следующую секунду Эдриан опускается на колени и, подняв подол платья, раздвигает мне ноги. Я запускаю пальцы в его длинные темные волосы на затылке, а Эдриан начинает ласкать меня языком. Он то целует меня долго и сильно, то прикасается пальцами, то снова целует. Наконец, я вонзаюсь ему в шею ногтями. Эдриан тут же понимает, что пора переходить к следующей стадии – встает с колен и быстро расстегивает брюки левой рукой, правой продолжая гладить меня между бедер. Внезапно я чувствую прикосновение его члена, который гораздо тверже, чем бывал прежде, когда Эдриан спал со мной, одурманенный алкоголем. Невероятно, но на этот раз Эдриан не спешит. Он смотрит мне прямо в глаза, наблюдая за реакцией и лаская внутреннюю часть моих бедер. Наконец, он входит в меня – медленно, мощно, внимательно следя за тем, как я реагирую, стараясь доставить удовольствие не столько себе, сколько мне...

Несколько минут спустя мы с Эдрианом бежим по улице, то и дело поглядывая на часы. Мы опаздываем. Мои каблучки громко стучат по мостовой. Удивительное дело! Я сама не могу поверить в то, как мне сейчас хорошо. Не могу поверить в то, как сильно я дрожала в объятиях Эдриана и как громко кричала – именно кричала, а не просто стонала. Еще никогда я не испытывала такого всепоглощающего удовольствия и облегчения. Это был самый удивительный опыт в моей жизни – как первая доза героина для подростка, как кровавый угар первого убийства для психопата, – и я понимаю, что в следующий раз точно не смогу устоять перед искушением его повторить. И одновременно, как тот же наркоман или психопат-убийца, я понимаю, что обречена. Я обречена, потому что отдаю свое сердце тому, кто разобьет его на мелкие осколки или, теша больное самолюбие, станет носить в петлице своего пиджака как украшение. И на стене моей мансарды нет фотографии, которую можно было бы облить слезами, смять и разорвать на мелкие клочки. Я уверена, что рано или поздно Эдриан уйдет от меня...

Дети с дикими воплями бегают вокруг моих ног и хватают Эдриана за джинсы, чтобы не упасть, огибая лестничные перила и прыгая вокруг огромного стеклянного изваяния – авторской работы дизайнера Филиппа Старка, если не ошибаюсь. Маленький Уильям, с которым я уже встречалась в то злополучное утро, не обращает на меня никакого внимания. Он занят тем, что дразнит двух девочек в джинсах и футболках лимонного цвета. Девочки взвизгивают, хихикают и окликают друг друга по имени:

–Габриэла!

–Поппи!

–Габриэла!

–Поппи! Поппи!

У обеих девочек приятные тоненькие голоса и отменная дикция. Они запросто могли бы зачитывать на телевидении девятичасовые новости. Я представила, как Поппи рассказывает об операции британских спецслужб в Афганистане, затем Габриэла цитирует слова министра финансов о предстоящем утверждении бюджета, а после Поппи вдруг спрашивает Габриэлу, правда ли, что той недавно исполнилось пять лет и два месяца. «Правда, правда», – отвечает Габриэла и уточняет, действительно ли через три недели Поппи исполнится четыре? «Действительно! – отвечает Поппи. – Мне будет четыре года!»

Их упругие локоны, танцуя, подпрыгивают на худеньких плечиках. Девочки скачут, дразнят мальчишек воздушными поцелуями и наслаждаются беззаботным, ничем не замутненным детством. Потом они уносятся куда-то в сторону кухни, преследуемые Уильямом, а из- за створки раздвижных дверей выглядывает рыжеволосая головка. Я узнаю веснушчатую физиономию Дугала. Встретившись со мной глазами, он тут же прячется. Я тянусь назад, чтобы взять Эдриана под руку, но его уже нет рядом. Он успел пройти в столовую.

Мои каблуки громко стучат по деревянному полу, объявляя всем, что я на подходе. Я останавливаюсь в дверях столовой, и все присутствующие поднимают глаза. На их лицах написано дружелюбное сочувствие, однако никто почему-то не улыбается. Господи, зачем я переспала с Эдрианом, перед тем как сюда прийти? Похоже, все знают, чем мы с ним занимались. Я вдруг увидела, как Дайдре представляет меня своим соседям, сидящим в ряд на длинном диване и напоминающим комиссию по досрочному освобождению. «Пожалуйста, познакомьтесь, – говорит она. – Санни Уэстон, та самая шлюха, которая спасла моего сына».

Эдриан уже успел устроиться на единственном кресле, которое оставалось свободным, и слегка постучал по потертому красному подлокотнику, приглашая меня присесть. Я предпочитаю остаться на ногах.

Откуда-то со стороны кухни доносится громкий жужжащий сигнал. Дайдре выскакивает из гостиной, на ходу бросив мне через плечо, что Теренс пошел в соседний магазин купить подходящего белого вина и должен вернуться минут через пять.

В комнате есть еще одно кресло, и в нем сидит Кэгни Джеймс. Я торопливо отворачиваюсь, стараясь не показать, как сильно нервничаю. Возле камина стоит мужчина в безупречном костюме. Его лицо кажется знакомым, но я никак не могу вспомнить, где его видела. Я машинально поправляю одежду, одергивая так, чтобы не были заметны жировые складки. Правда, теперь никаких складок на моем теле нет, и одергивать одежду совсем не обязательно. На мне кроваво-красное шелковое платье длиной по колено, очень простое и прекрасно скроенное, с округлым вырезом и рукавами по локоть. Туфли у меня коричневые, а колготки я не надела, потому что сегодня и без того очень жарко.

Присутствующая в комнате семейная пара представляется: Кристина и Питер Глоуминг, родители Габриэлы и Поппи. У Кристины Глоуминг хрупкое телосложение и одновременно заметно выпирающий животик. Рост не больше пяти футов и двух дюймов. Она спрашивает, не принести ли мне чего-нибудь выпить. Я благодарю ее за предложение, и миссис Глоуминг идет на кухню. Сначала я думала отказаться от спиртного, потому что алкоголь удвоит количество калорий, которые придется проглотить за ужином; затем, немного подумав, решила, что вряд ли смогу пережить сегодняшний вечер на трезвую голову.

Надеюсь, Кристина не задержится слишком долго. Спиртное – это именно то, что сейчас нужно. Я стою посреди гостиной, на глазах у Эдриана, и Кэгни Джеймса, и Питера Глоуминга – сухощавого мужчины с дряблой кожей, чересчур длинной шеей и в очках с металлической оправой. Незнакомец, который стоит у камина, представляется, как Кристиан Лори. Он объясняет, что пришел сюда вместе с Кэгни. Его лицо не зря показалось мне знакомым. Он владеет магазином «Королева экрана», где я обычно беру напрокат видеокассеты. Кристиан очень тепло мне улыбается, а я не понимаю – если он действительно такой милый, то как они с Кэгни могли стать друзьями? Тут мне приходит в голову, что Кэгни, по всей видимости, голубой. Эта мысль почему-то злит. Ну, и что там доктор навыдумывал насчет взаимного сексуального притяжения?