ненавижу! Не понимаю, почему я не могу перестать на него так реагировать. Кажется, что в последнее время волнение рядом с ним стало только усиливаться. Разве не должно быть наоборот?

Я ведь должна к нему привыкать. Мы работаем бок о бок уже не первую неделю. А последние два дня и вовсе провели практически не расставаясь. Так почему я всё никак не успокоюсь? Рядом с этим мужчиной у меня как будто ток под кожей бегает...

— В общем, доедай и одевайся, Александрова, — оторвав, наконец, взгляд от моего живота, поднимает его к лицу. — В клинике нас ждут через полтора часа. Вначале сделаем УЗИ, после этого сразу на иглотерапию. Я жду тебя в машине. Постарайся долго не копаться.

* * *

Через полтора часа мы подъезжаем к клинике. Девушка с ресепшен провожает нас к двери кабинета УЗИ и просит подождать рядом.

Честно говоря, я немного нервничаю. Мысль о том, что с малышом может быть что-то не так, не покидает с тех пор, как меня начал мучать токсикоз. Словами не описать, каких моральных сил мне стоило удержаться от того, чтобы не полезть в интернет и не начать гуглить свои симптомы и связанные с ними возможные ужасные патологии.

Ещё в первый приём по беременности мой репродуктолог настрого запретила это делать. Да я и сама понимаю, что нельзя верить тому, что пишут в интернете, и уж тем более ставить самой себе диагнозы. И всё же, желание залезть и почитать никуда не пропало.

— Прекрати трястись, Инна, — Воронцов, сидящий рядом, кладёт ладонь на моё колено и только сейчас я замечаю, что не переставая им трясу. — Не хватало ещё, чтобы ты снова в обморок свалилась. Всё нормально будет. Если что-то не так, вылечат. Это ясно? Лишние нервы тебе на пользу не пойдут явно. Так что заканчивай.

Втянув носом воздух, медленно выдыхаю, приводя себя в порядок. Но Воронцов не спешит убирать с моей ноги руку, продолжая слегка сжимать её чуть выше колена.

Его ладонь сухая и тёплая. И я чувствую, как это тепло через тонкий трикотаж брюк согревает мою кожу, которую моментально начинает покалывать.

— Добрый день, проходите, пожалуйста, — дверь в кабинет открывается и из неё выглядывает врач.

Тяжело выдохнув, собираюсь с мыслями и поднимаюсь на ноги и удивлённо вздёргиваю брови, когда Воронцов делает то же самое.

— Глеб Викторович, а вы куда собрались? — обернувшись через плечо, растерянно смотрю на мужчину.

— А ты думала, я тебя одну туда отправлю? Я хочу сам убедиться в том, что с ребёнком всё в порядке и задать врачу интересующие меня вопросы.

— Но я... мне ведь будут делать УЗИ... — многозначительно вздёргиваю брови.

— Представь себе, Александрова, я в курсе, — отвечает раздражённо и, подтянув рукав рубашки нетерпеливо смотрит на часы. — Давай поторопись, Инна. У нас через сорок минут ещё запись у иглотерапевта.

Воронцов кладёт ладонь мне на поясницу и подталкивает вперёд, призывая зайти в кабинет, но я резко разворачиваюсь, застыв на пороге.

— Глеб Викторович, вы, наверно, не в курсе, — перехожу на шёпот и моментально краснею. — На таком сроке эту процедуру делают... ну, в общем, не по животу, а...

— Я в курсе, Александрова, — перебивает и, взяв меня за локоть, заводит в кабинет. — Не переживай, между ног я тебе заглядывать не собираюсь. Обещаю, что смотреть буду только на экран монитора.

Глава 47

Глава 47

Боже, он с ума сошёл. У этого мужчины напрочь размылись все границы. Что значит “буду смотреть только на экран монитора”? Как он себе это представляет вообще?!

— Глеб Викторович, — выдёргиваю локоть из его ладони и пячусь от мужчины на шаг. — Вы... вы из ума выжали! Окончательно!

От злости и возмущения меня трясёт. Так сильно, что это даже скрыть невозможно. Хотя, я и не пытаюсь. Лёгкие жжёт от быстрого дыхания, как будто воздух в них разогрелся, превратившись в огонь, который мне в данную секунду грудную клетку изнутри выжигает.

— Мало того, что вы и так вот уже третьи сутки распоряжаетесь моей жизнью как вам вздумается! В дом мой пролезли, провели в нём ревизию, улеглись в мою постель, видели меня практически... практически голой! — произнеся эти слова, чувствую, жгучий взрыв в животе и машинально прикладываю к нему руку, чтобы погасить это ощущение. — Так вам и этого мало! Теперь вы хотите, чтобы я и трусы при вас сняла?! А дальше что? Может вы и обследование сами провести решите? Нет, ну а что?! Вы же у нас любите всё контролировать! Вам же наверняка надо будет лично убедиться, что с вашим ребёнком всё в порядке!

Во время моей тирады Воронцов стоит с каменным, абсолютно ничего не выражающим лицом и, в то время как меня разрывает от эмоций, он просто молча смотрит на меня сверху вниз.

— Закончила? — спрашивает, когда я замолкаю.

Вместо ответа просто поджимаю губы и буравлю босса гневным взглядом.

От непрошибаемости этого мужчины меня колотит. Я очень миролюбивый человек. Меня вообще крайне сложно вывести из себя или разозлить, но это... это уже перебор!

— Нет, я не закончила, — всё-таки не сдерживаюсь, хотя и не собиралась дальше продолжать этот диалог. — Нет, я не закончила Глеб Викторович! Я ещё вам хотела сказать, что вы... диктатор и тиран! Самый настоящий! Беспринципный человек! Вы... перерождение Сталина!

Выкрикиваю это всё боссу в лицо, высоко задрав голову. От разрывающих грудную клетку эмоций у меня кружится голова и перед глазами плывёт в то время, как Воронцов остаётся хладнокровно спокойным, что бесит меня ещё сильнее.

Вот почему-то именно сейчас мне хочется, чтобы он тоже наорал. Чтобы рявкнул в своей привычной манере и дал мне возможность выплеснуть на него в ответ все свои эмоции, которые я так долго в себе копила.

Но мужчина молчит и от его биополя я не ощущаю вообще никаких флюидов. Это злит и в то же время одновременно охлаждает меня. Эмоции стихают, уходя на задний план, и постепенно снова включаются мозги.

— Что ты имеешь против Сталина, Александрова? — вскидывает вверх брови. И