– Рита, мне, конечно, тебя жалко, но, похоже, придется на тебя взвалить и еще немного. Неплохо бы иметь хоть какие-то доказательства, что на самом деле моими южноафриканскими активами распоряжаешься ты, а я только иногда ставлю подпись, где мне покажут. Я своих тоже озадачу, но и тебе придется поработать.

– Согласна, сегодня же возьмусь. Ты хочешь получить что-то до встречи с Гардингом?

– Разумеется.

– Если он не будет так уж спешить, то можно успеть. Но тебе придется на несколько дней заняться чем-нибудь, что исключило бы возможность его приема. Съездить или сплавать куда-нибудь поохотиться, например.

– Еще не хватало! Больно жирно будет, если я из-за какого-то английского посла начну убивать ни в чем не повинных зайцев или, упаси господь, оленей пополам с медведями. Нет уж, я лучше просто заболею. Самое время, Боткин в командировке, остальным врачам я не доверяю, поэтому ничто не помешает мне слечь с приступом инфлюэнцы. А к приезду Боткина как раз успею выздороветь сам собой.

– Симптомы-то хоть знаешь?

– Обижаешь! Хотя, пожалуй, на всякий случай не помешает освежить память. У тебя какой-нибудь книжечки на эту тему не найдется? Вот только к маман придется съездить до болезни.

– А не лучше ли будет, если она приедет к тебе? Будучи в беспокойстве из-за нездоровья любимого сына, решит его навестить. Такой визит будет смотреться более естественно, нежели твой к ней.

– Ты, как всегда, права. Ладно, я пошел готовиться к заболеванию, так что до вечера, дорогая. Надеюсь, ты не оставишь меня в одиночестве на смертном одре?

Мать приехала в Гатчину на следующий день в четвертом часу пополудни.

– Не похож ты, Алик, на смертельно больного, – вздохнула она, когда мы остались одни. – Ну ни капельки.

– Так я же не смертельно, мне все равно к понедельнику выздоравливать. И вот, значит, какие у нас тут происходят довольно интересные дела…

Вдовствующая императрица слушала внимательно, иногда задавая короткие вопросы по делу, и никаких эмоций не проявляла. И даже самый главный вопрос текущей беседы в ее исполнении звучал так, будто она интересовалась моим мнением о погоде.

– Правильно ли я понимаю, Алик, что ты предлагаешь мне вступить в твой ближний круг? Со всеми сопутствующими этому как преимуществами, так и недостатками? Из которых главный состоит в том, что, если у тебя появятся даже не доказательства, а всего лишь обоснованные подозрения в моей нечестной игре, со мной произойдет несчастный случай?

– Вы совершенно правы, маман. Что до озвученного вами недостатка – вы же разумный человек и наверняка не станете доводить меня до греха. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Ну, а что вы можете сказать по существу проблемы, суть которой я вам сейчас вкратце изложил?

– Мы же вроде никуда особенно не спешим? Ужин еще не скоро, и, пожалуй, я начну издалека. Знаешь, а ты ведь сейчас предлагаешь мне, чего так и не смог дать твой отец. Он категорически не желал допускать, чтобы я принимала участие в управлении государством, и мне приходилось действовать непрямыми методами. Тебе поначалу тоже, но в последние годы жизни Саши ты уже пользовался его абсолютным доверием и имел определенную самостоятельность. И ты предлагаешь мне сыграть при тебе ту же роль, что ты сам играл при Александре Третьем и совсем недолго – при Николае.

– Не совсем так, маман. Никаких, как вы сказали, непрямых методов, то есть попыток скрытого манипулирования, не нужно – я этим и сам неплохо владею, так что толку все равно не будет, а наши отношения могут испортиться. Если вам покажется, что меня нужно в чем-то убедить, так и говорите. Мол, дорогой сын, я считаю, что в такой-то и такой-то ситуации тебе лучше вести себя так-то и так-то. А потом – ваши аргументы. Если они окажутся достаточно убедительны, то я не вижу причин ими не проникнуться.

– Ну что же, тогда начнем. Итак, дорогой сын, я считаю, что в данном вопросе вы с Маргаритой проявляете хоть и вполне объяснимую, но все же совершенно излишнюю узость мысли. Ты в общем-то правильно считаешь, что сможешь убедить Вильгельма и англичан в том, что энергичная, умная, расчетливая и циничная императрица потихоньку прибрала к рукам императора и теперь достаточно свободно им манипулирует. Так?

– Так, и где же здесь узость?

– Сын, сколько императриц в России?

– О… две.

– Вот именно. И в каких же качествах из тех, что я сейчас обозначила в отношении твоей жены, ты отказываешь мне?

– Ни в каких. Так значит, вы предлагаете…

– Наконец-то догадался. Почему бы нам с Маргаритой не быть союзницами? Цели-то во многом совпадают! Я не спорю, что с немцами лучше общаться ей, но англичан вполне могу взять на себя я. Надеюсь, ты еще не забыл, за кем замужем моя старшая сестра.

Вот так и родилось то, что в Европе одно время считали «заговором императриц», а на самом деле это была всего лишь операция под кодовым названием «Трест».

Негромко стрекотал кинопроектор, а я сидел в полутьме и с интересом взирал на экран. Нет, там шел не художественный фильм. Их к текущему моменту уже сняли не то пять, не то шесть штук, но столь убогих, что смотреть было решительно невозможно – во всяком случае, мне. Куда там еще неопытным сценаристам до великолепных картин, кои нам демонстрирует повседневная жизнь! В частности, вот до этой, под рабочим названием «Двенадцатое пленарное заседание Государственной думы». Правда, фильм был немой, аппаратура для съемки звуковых пока еще не вышла из стадии экспериментов, но тут и без звука все смотрелось замечательно. Зато у нас в России изначально было принято двадцать четыре кадра в секунду, так что движения в фильмах были вполне естественными.

На экране разворачивалась дискуссия между конституционными демократами и монархистами. Правда, было не очень ясно, по какому именно вопросу, однако зрелищности это нисколько не умаляло.

От монархистов главную роль явно играл Пуришкевич, у кадетов однозначного лидера не замечалось, да и вообще выступали они, скажем прямо, бледновато – без огонька и неубедительно. Зато их было много, демократы брали числом.

Депутаты же от трудовых союзов демонстрировали явную растерянность. Они, бедные, просто не могли понять, что происходит. Похоже, из-за недостатка политического опыта рабочие представляли себе работу главного органа народовластия несколько иначе, однако некоторые все же втянулись в обсуждение. Правда, со стороной так и не определились – двое совершенно однозначно и довольно результативно поддержали монархистов, а один, но зато самый здоровый, – кадетов.

Но Пуришкевич-то, Пуришкевич! И ведь поначалу казался этаким рафинированным интеллигентом в пенсне, да и сложения довольно субтильного, а смотри, как зажигает! Честно скажу, я в нем не подозревал такого полемического задора и, не убоюсь этого слова, даже таланта. Как он апперкот провел, а? Прямо-таки одно удовольствие смотреть! Оппонент вдвое его шире и, наверное, настолько же тяжелее, однако брякнулся на пол и лежит, слегка сучит ножками. А Пуришкевич, не упуская инициативы, крутнулся на каблуках и ловкой подножкой подбил ногу еще одному кадету, помельче первого. И, пока тот падал, успел зарядить ему в печень, так что и этот прилег отдохнуть. Не как первый, в рост и раскинув руки, а в позе эмбриона.