Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Кстати, необходимо отметить, что тех людей, которые меняют названия своих городов, неизбежно преследует злой рок. Судьба воздает по заслугам тем, кто порывает с традициями и обычаями прошлого. Пока мое слово что-то значит, Анкара недопустима, разве что в скобках и после. Если мы не будем это отстаивать, через несколько недель нас попросят, чтобы Леггорн стал Ливорно, а Би-би-си будет произносить «Париж» как «Пари». Иностранные названия созданы для англичан, а не англичане для иностранных названий. Я датирую эту рекомендацию днем святого Георгия.
Посмотрите на дату: немцы еще сражаются, британские солдаты еще гибнут – а он находит время, чтобы продиктовать юмористическую рекомендацию о названиях мест.
Впрочем, коллеги были порою признательны ему за это орлиное зрение. Когда ему показали фотографии макетов британских линкоров в Скапа-Флоу, он заметил странность: рядом с ними не было чаек. Немцы могли раскусить обман. Так что вокруг разбросали достаточно корма, чтобы привлечь птиц, – а немцы, по-видимому, были одурачены.
Эта неутомимость была совершенно необходима – начиная с 1940 г. Черчилль определил судьбу нации. Он решил, что Британия должна сражаться, ему способствовали его харизма и сила личности. Но ему необходимо было продолжать тянуть машину в нужном направлении, он был тем силачом, который тащит «Боинг-747» по взлетной полосе, тем буксиром, который изменяет курс супертанкера. Как сказал один из его помощников: «Зачатие идей, упорство в воплощении предложений, побуждение командиров к атакам – все это было проявлением той пылающей взрывной энергии, без которой громадная машина военного времени, как военная, так и гражданская, не могла бы столь неуклонно двигаться вперед, преодолевая множество неудач и трудностей».
* * *
Конечно, он не сделал бы этого без вас – я имею в виду вас, секретаря юных лет, – вы сейчас снова на посту и пишете под диктовку. Неотъемлемая составляющая триумфа Черчилля – его способность превратить окружающих людей в личный рой, его «фабрику», как выражался он. В целом фабрика была замечательным местом работы. Если он и бывал порою раздражителен и нетерпелив, он также мог быть добрым и любящим по отношению к тем, кто помогал ему, оказывая поддержку, когда они заболевали, и оплачивая счета врачей.
Эта фабрика была необходима ему для обработки огромного количества данных, она наделяла его знанием деталей. А владение деталями позволяло ему видеть большую картину. Причина, по которой он был столь заметен во время долгого и несчастного сползания в войну, состояла в его знании фактов. Он понимал реалии фашистской Германии и интуитивно предвидел угрозу человечеству со стороны нацизма.
Порою говорят, что его мнение в свое время не принималось во внимание, потому что он так часто был неправ в прошлом. Но мне кажется, что это утверждение надо оспорить. Да, он совершал ужасные ошибки, но, даже исследуя его деятельность до Второй мировой войны, можно высказать доводы, что Черчилль был в большей мере прав, чем неправ.
Мысль об этом невыносима. Уинстон Черчилль многократно оказывался в сложных положениях, из которых еле-еле уносил ноги, но, когда он согласился подождать в кафе мюнхенского отеля, он не имел ни малейшего представления о том, насколько это было рискованно. Еще чуть-чуть – и он мог попасть на инфернальный снимок: это рукопожатие оказалось бы губительным для его дальнейшей репутации.
В июле 1932 г. он приехал в Германию, чтобы побывать на месте сражения при Бленхейме, это добавило бы красок в его жизнеописание Мальборо. Он остановился в Regina Palast, одном из самых роскошных отелей города, – волею судеб там же разместится Невилл Чемберлен вместе со своей злосчастной делегацией, когда приедет на саммит 1938 г.
По улицам Мюнхена уже проходили парады фашистских юнцов, в том числе неподалеку от отеля. Вообразите коричневые кожаные шорты, колышущиеся бедра, ритмичные марширующие оркестры, красные флаги с черными свастиками, развевающиеся на ветру. Представьте сияющих девушек в дирндлях[65], разносящих пенное пиво в глиняных кружках по биргартену[66] при отеле, их белокурые волосы завиты вокруг ушей в причудливые кондитерские формы.
А теперь добавьте Черчилля с его живыми глазами и озорным любопытством, он следит за всем из открытого окна, поглощает, пытается разобраться. Его сын Рандольф, журналист, также участвует в поездке, он хочет разузнать о нацистах и уже познакомил отца с любопытным малым по имени Эрнст «Путци» Ханфштенгль. Этот Путци был высоким неуклюжим предпринимателем, наполовину американцем, наполовину немцем, возрастом около сорока пяти. Он учился в Гарварде и отлично говорил по-английски. Как и Франклин Делано Рузвельт, он состоял в клубе «Заварной пудинг»[67], где развил свой музыкальный талант. Он был автором нескольких знаменитых гарвардских песен.
Путци был словоохотлив, сардоничен, любил пошутить, носил костюм из твида и галстук-селедку, который по моде того времени достигал лишь середины его рубашки. Он входил в нацистскую верхушку и был приближенным Адольфа Гитлера, являясь для него своего рода международным спин-доктором.
Как-то вечером Уинстон, Рандольф и Путци Ханфштенгль сгруппировались рядом с пианино. Неизвестно, подпевал ли Черчилль, энергично и немелодично по своему обыкновению, но ему наверняка понравилось, что Путци знал многие из его любимых мелодий. В заключение этого приятного концерта Путци завел рапсодию о Гитлере и его успехах по возрождению Германии.
Черчилль немедленно спросил об антисемитизме Гитлера. Путци постарался развеять опасения собеседника. Как позднее написал Ханфштенгль: «Я постарался выразиться как можно мягче, говоря, что проблема состояла в наплыве восточноевропейских евреев и в избыточном представительстве их единоверцев в ряде профессий».
Черчилль хмыкнул и сказал: «Передайте вашему боссу, что антисемитизм хорошо стартует, но не выдерживает темп». Это выражение применяется на скачках. Его употребление было вежливым, аристократическим способом заявить, что, избивая евреев, Гитлер ставит не на ту лошадь.
А почему бы Черчиллю не встретиться с Гитлером, предложил Путци. Это было бы легко организовать. Ведь Гитлер приходит в этот отель каждый день в 5 часов. Они могли бы установить личные отношения за парой кусков шварцвальдского торта. Путци был уверен, что Гитлеру будет «очень приятно» встретить компанию англичан.
Естественное журналистское любопытство Черчилля было разожжено – а Рандольф наверняка напрашивался на такую встречу. Впоследствии Черчилль написал в мемуарах: «В то время у меня не было национальных предрассудков против Гитлера. Я мало знал о его доктрине или биографии и ничего не знал о его характере».