– Приятного вечера.

Яростно грохочущая музыка мгновенно захлестывает нас. Она больно давит на уши, а вспышки света и хаотично обстреливающие огромное пространство прожекторы выжигают сетчатку. Давненько я не был в подобного рода заведениях… Тяжко здесь без привычки.

Зулук что-то кричит, но я его не слышу. Наверняка жалуется на жизнь, ругает современную (современную чему?) молодежь и «дегенеративную музыку». А мне – пусть я оглохший и ослепший – здесь нравится, бахнуть бы горячительного, и можно хоть сейчас пускаться в дикий пляс. Я не такой старый и замшелый, как некоторые!

На танцполе извиваются тела танцующих, людей немного, но все отдаются волшебному биту с такой кипучей энергией, что невольно возникают мысли об экстази. Н-да, мне среди беснующихся делать без химии нечего… Тащу маркиза за собой в противоположный конец зала, если я еще что-то соображаю в развлекательных заведениях, то где-то должен быть чилл-аут, зона отдыха для перетанцевавших.

Вместо чилл-аута обнаруживаем полноценный, хоть и небольшой бар. Музыка долетает и сюда, но теряет в пути самые оглушающие децибелы.

– Я слишком стар для этого, – бормочет Зулук, и я его наконец-то слышу.

– Сколько тебе лет? – мы пробираемся сквозь тесно составленные столики, но никак не можем обнаружить вакантные места. Поиски затрудняет висящий удушающим смогом табачный (и не только) дым.

– Немногим больше твоего, – маркиз ворчит, обходя очередное препятствие. – Но я никогда не любил…

Мы обтекаем очередной занятый столик с разных сторон, и я так и не узнаю, чего Зулук никогда не любил. Не велика потеря, если говорить начистоту.

Вскоре мы приходим к неутешительному выводу: приземлиться здесь некуда. Разве что у барной стойки, но Сумасшедший Люк, существо с тонкой душевной организацией, заявляет, что не желает сидеть, как петух на насесте.

Не знаю, почему он принял высокий барный табурет за петушиный насест, моя душевная организация не столь тонка, а незнание освобождает от мук выбора – с некоторым трудом вскарабкиваюсь на четырехногое чудо, напоминающее другое малоуважаемое животное – спортивного козла, сильно усеченного по длине. Табурет, зараза такая, оказывается жутко неудобным, его «седалище» меньше моего и, кроме дискомфортных ощущений в пятой точке, я каждую секунду рискую низвергнуться с сомнительного пьедестала… Петушиное-не петушиное, но что-то извращенное в этой жертве дизайна определенно есть.

Маркиз с проклятиями следует моему примеру, он еще более потешный «альпинист», чем я. Два неуклюжих старпера…

– Чем я могу вас угостить? – бармен, парень студенческого возраста, не чета нам, получившим свое высшее образование еще до Войны, приветливо улыбается.

– В кредит наливаете? – желчно уточняет маркиз. Правильный вопрос, с деньгами – с теми деньгами – у нас туго.

– Никаких кредитов, все за счет заведения, – улыбка бармена становится шире, но в приливе благодарности я прощаю ему эту зубастую голливудщину.

– Что у вас в ассортименте? – я нетерпелив, я уже весь в предвкушении.

– Все! – отличный ответ, мой любимый. Остается выбрать из внушительного списка возможностей.

– Коньяк, – Зулук опережает меня. На лице его глупо-восхищенное выражение. Гляжусь в него, как в зеркало…

– Я буду пиво, – и выразительно тычу пальцем в краник с лейбой уважаемых чешских пивоваров.

– Одну секунду, – суетится паренек по ту сторону бара. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

– А разве барменам можно с посетителями…?

– Барменам категорически запрещено, но я тут еще и хозяин по совместительству, так что на правах хозяина… Вы не против?

– С удовольствием, – маркиз тянет к нему руку. – Я Зулук, моего коллегу можно называть Солдатиком.

Опять эта сумасшедшая рожа лезет поперек батьки! Еще минуту назад дрожал от страха и прятался у меня за спиной… Шустрый какой, слов нет.

– Зулук и Солдатик? – слегка удивленно переспрашивает бармен-хозяин. – Ну тогда я Химик, с вашего позволения.

– Химик в хорошем смысле или…?

Да заткнется этой неугомонный шиз или нет?! Сейчас обидит доброхота, и останемся мы с горящими трубами.

Однако бармен сама любезность, хоть и немного туманная:

– Трудно сказать. Для меня оба смысла хороши.

Поднимаю холодный бокал дурманящего пива (мы не виделись с ним два десятка лет!) за знакомство. Зулук добавляет:

– И за радушие щедрого хозяина!

Чокаемся. Бармен, как и я, предпочитает пиво, своей «посудой» мы сдавливаем тщедушной пузатый бокальчик маркиза с двух сторон. Два Голиафа и крошка Давид.

Господи, что за аромат, что за вкус! От непередаваемого словами (даже матерными!) наслаждения у меня кружится голова. Я рискую сойти с ума от счастья… Мой спутник, сошедший с ума несколько раньше при невыясненных обстоятельствах, изображает из себя просветленного. Да он точно на полпути к нирване. Ему бы еще чуть-чуть «топлива», и корабль достигнет вожделенной орбиты…

И хозяин не скупится, новая порция древнего напитка уютно плещется в бокале. Тяну ноздрями забытый запах: кайф! Кайф, кайф, кайф! Планета остановись, я сойду здесь!

Стекло звенит:

– За гостей!

Мы пьем, мы хмелеем, мы наслаждаемся жизнью.

– Как вам мое заведение?

– С таким коньяком мне бы и в аду было неплохо, – у маркиза уже заплетается язык, кто празднику рад…

– А что за повод? – я цепляюсь за ускользающую трезвость. – Что собрало здесь всех этих людей?

– Их, как и вас, собрал я, – Химик не забывает обновлять наши емкости. Весьма похвальная черта! Еще бы он не уклонялся от ответов.

– А что вы… вернее, мы нынче празднуем? – я умею быть настойчивым.

– Мы радуемся товарищам, присоединившимся к нашей дружной компании.

Еще один туманный ответ? Ну и ладно, я азартный, люблю трудности:

– А что вы отмечали вчера?

Бармен поднимает свой бокал и произносит крошечный тостик, вероятно, в мою честь:

– За любопытство!

А за свою честь грех не выпить. Чокаюсь, пью.

– Знаешь, Химик, – я захожу на новый круг. – У меня крайне богатый словарный запас, которым я настолько виртуозно владею, что могу безболезненно сформулировать один и тот же вопрос десятком разных способов. К тому же я неутомим.

Парень смотрит на меня в упор, осуждающе качает головой и тяжело, с укором вздыхает:

– Уважаемый неутомимый Солдатик, здесь нет никакого «вчера». Какой от него прок?

– Без вчера нет сегодня, – маркиз расплывается в совершенно ошалелой улыбке. Ему хорошо – вне зависимости от наличия и отсутствия «вчера» или «сегодня».