На шхуне забегали. Почти сразу же у борта показался капитан. По своему обыкновению, он открыл было рот, чтобы разразиться проклятиями, но вспомнив, что с дикцией у него теперь не все в порядке, со звериным рычанием выхватил из-за пояса пистолеты и навел их на несчастного боцмана. Но в этот момент заметил Завалишина.

— Who the hell is with you?!![14]

— That’s one of the Russians!!! Captive!!! We took him for ransom![15]

С борта тем временем скинули веревочный трап. Послышался звук поднимаемой якорной цепи. Шлюпка, развернувшись боком, мягко ударилась о борт шхуны. Завалишин, имитируя, что у него связаны руки, первым пробрался к трапу. За ним — боцман, а за боцманом — Нахимов, который уже вместо Завалишина приставил кортик к его спине.

Капитан склонился принять Завалишина, продолжая вполоборота выкрикивать команды.

— Hoist the sails!!! All of them!!![16]

— Поздно! — сказал по-русски Завалишин, вскакивая на палубу шхуны.

Капитан резко повернулся к нему.

— What?!![17]

Лейтенант медленно приблизился к капитану и, как глухому, рявкнул ему прямо в лицо:

— I said, too late!!![18]

И с этими словами бравый лейтенант что было силы заехал кулаком с зажатым в нем кортиком прямо в многострадальную челюсть капитана. Дико вереща, с трапа в воду полетел сбитый Нахимовым боцман. А на шхуну с пистолетами, обнаженными клинками со всех сторон уже лезли гардемарины.

Бой был короткий. Точнее, никакого боя не было вовсе. Не прошло и минуты, как оставшиеся пираты вместе со своим капитаном были брошены лицом на доски с туго скрученными за спинами руками. Еще мгновение — и прибрежные воды Русской Америки огласило дружное троекратное «ура!».

* * *

Дмитрий появился перед широко распахнутыми воротами опустевшего форта. Грохот канонады и выкрики дерущихся свидетельствовали о том, что бой перешел в стадию рукопашной и проходил уже где-то в отдалении от стен крепости.

Пригнувшись к земле и не выпуская из рук айфона, Дмитрий, в своем неизменном балахоне, побежал к тому месту, откуда они телепортировались всего лишь секунды назад. «Во дыму-то развели, — думал Дмитрий, пытаясь использовать дымовую завесу для своего укрытия, — не разберешь, кто свои, кто чужие!»

Как будто услышав его жалобу, ветер, продолжавший упорно нести клубы гари в сторону форта, ненадолго сменил направление. Поле боя, словно проявляющийся на фотобумаге негатив, стало медленно вырисовываться перед глазами. Дмитрий увидел, как вдалеке, высоко подняв шпагу и что-то крича, бежал Прохор Заборщиков. За ним, кто с ружьями, а кто с копьями наперевес, мчалась разношерстная толпа защитников крепости. Еще дальше виднелись носившиеся по полю в разных направлениях конные индейцы Кашайя. «Судя по всему, наши уже приступили к „зачистке“», — не без удовлетворения подумал Дмитрий. Он, все так же пригибаясь к земле и пытаясь быть как можно менее заметным и для своих и для чужих, короткими перебежками приближался к заветному месту. Наконец впереди показалась прогалина. Только Фимки нигде не было. Дмитрий замер на месте. Сердце гулким набатом билось прямо у горла. Никого! Только начинающий рассеиваться и стелющийся по земле дым да бескрайняя ширь океана вдали.

Дмитрий, тяжело дыша, оглядывался по сторонам. «Только не поддаваться панике», — твердил он себе. Вдруг он выпрямился во весь рост и даже поднес козырьком руку к глазам.

Внимательно присмотревшись, Дмитрий наконец довольно ухмыльнулся. Сквозь редевший дым к форту вели, как героя сражения, здорового и невредимого Фимку. Его еще слегка покачивало, поэтому с одной стороны его поддерживал Прохор Заборщиков, с другой — очень довольная Песня Ручья. Фимка, с абсолютно блаженной улыбкой на лице, не теряясь, нежно обнимал ее за талию и что-то шептал на ухо. С флангов и тыла их сопровождали вооруженные индейские воины.

«Вот видишь, Фима, — всему свое время!» — улыбнувшись, подумал Дмитрий.

У него точно гора с плеч свалилась. Это была одна из тех редких минут, какие называют минутами абсолютного счастья. Дмитрию вдруг захотелось подбежать к ним, и он уже устремился навстречу, но вдруг резко поменял решение и, не сбавляя шага, вытянул руку с айфоном и вновь нажал на кнопку.

Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс».

Марго стояла под душем, подставляя лицо струям воды. Она даже не представляла себе, что по такому немудреному виду удобств можно настолько соскучиться. Откинув голову назад, она почти на физиологическом уровне ощущала, как вместе с тонкими, колючими струйками, вместе с накопившейся усталостью стекали и уносились куда-то переживания прошедших дней. «Дней? — подумала Марго. — Это там дней! А здесь — всего несколько часов! Как странно все…»

Головокружительные события, водоворотом захватившие ее так внезапно, не оставили времени для того, чтобы как следует осмыслить и оценить происходящее. Запоздалая оценка приходила только сейчас. Жизнь вдруг приобрела совершенно новое измерение. Теперь, казалось, она текла в другом направлении. Да что там направление! У нее появилось новое значение, новый смысл! Еще вчера все представлялось ей вполне спланированным и ясным. Марго увлекалась восточной философией и знала, что жизнь существует только в том моменте, который длится непосредственно сейчас, сию минуту, сию секунду, но прежде это знание было каким-то пассивным, невостребованным, что ли. И вот наконец она пропустила это знание через себя. Отвлеченное раньше, через опыт последних дней-часов оно превратилось в непреложную истину. Марго вдруг вспомнилась фраза из какой-то книжки по эзотерике, оспаривавшая возможность предсказания будущего. Точно эту фразу она сейчас восстановить не могла, но смысл ее сводился к следующему: обладая даром или владея специальными навыками, «увидеть» можно только прошлое человека. Настоящее является человеку таким, каким он его сам для себя представляет. Будущее же — и то лишь для посвященного — предстает в виде пульсирующего тумана, очертания которого неопределенно-размыты, мистичны и неоднозначны. Только сейчас до Марго дошел смысл этой фразы! Ну конечно! Да и как может быть иначе, если будущее находится в непрерывном, безостановочном изменении! Ибо оно как бы соткано из бесчисленных узелков-перекрестков твоего же собственного выбора. И каждую секунду, осознанно или нет, человек, выбирая и связывая нити Судьбы в новые узелки, ткет полотно своей жизни.

«Интересно, — вдруг подумала Марго, — не зря мойры, богини судьбы в греческой мифологии, представлялись именно с веретеном, прядущими нити жизни. Надо будет непременно обсудить это с Димой».