– Выглядит соблазнительно, – произнесла она и села за столик, поглядывая на бокалы и бутербродики и одаривая Ферамо ослепительной улыбкой. – Можно я за тобой поухаживаю?

Взгляд Ферамо заметно потеплел. Оливия прекрасно понимала, что ведет себя, как чопорная домохозяйка из Северной Англии на чаепитии у викария, но, как ни странно, такой подход возымел свой эффект. Неожиданно выражение его лица снова изменилось – Ферамо уставился на нее свирепым, как у хищного зверя, взглядом. «Ну ладно, – подумала она. – Будем считать, что это игра для двоих». Она поудобнее расположилась на кушетке и тоже принялась смотреть ему в глаза. К сожалению, эта импровизированная игра в гляделки почему-то вызывала у нее непреодолимое желание расхохотаться, идущее откуда-то из желудка. Она не могла больше сдерживаться и, зажав рот рукой, затряслась от беззвучного хохота.

– Прекрати! – заорал Ферамо, вскакивая на ноги, что почему-то вызвало у нее новый приступ неконтролируемого смеха. Боже, это уже перебор. Надо немедленно остановиться. Она сделала глубокий вдох, взглянула на Пьера и снова залилась смехом. Так бывает – если уж у вас приключился приступ необоснованного веселья в той ситуации, когда не до смеха, пиши пропало. Представьте – вы заливаетесь хохотом в церкви или на школьном собрании. В данной же ситуации даже мысль о том, что он может выхватить саблю и одним движением снести ей голову, показалась Оливии чрезвычайно забавной – она представила, как ее голова, все еще хохоча, скачет по полу, а Ферамо все орет диким голосом, приказывая ей заткнуться.

– Прошу прощения, – наконец изрекла она, пытаясь обрести контроль над собой и закрывая рот и нос обеими ладонями. – Все, все…

– Вижу, ты от души веселишься.

– Тебе тоже было бы весело, если бы ты трижды в день избежал гибели.

– Приношу свои извинения за эту выходку Альфонсо с катером.

– Он чуть не задавил парочку любителей водных лыж и пловцов с масками.

Рот Ферамо странно скривился.

– Все из-за этого чертова нового катера. Западная техника, при всех ее достоинствах, для того и придумана, чтобы выставлять арабов дураками.

– У тебя просто мания преследования, Пьер, – произнесла Оливия как можно беззаботнее. – Неужели ты всерьез думаешь, что современные скоростные катера специально разработаны для того, чтобы досадить арабам? Кстати, как у тебя дела? Мне действительно приятно видеть тебя снова.

Он посмотрел на нее с некоторой неуверенностью во взгляде.

– Думаю, пора произнести тост, – сказал он и потянулся за бутылкой с шампанским. Оливия молча наблюдала за ним, теребя шляпную булавку, спрятанную в складках платья и пытаясь вычислить, что он затеял. Ей представился шанс дождаться, когда Ферамо напьется, и выяснить, что у него на уме. Оливия украдкой оглядела комнату – на письменном столе стоял ноутбук с опущенной крышкой.

Ферамо явно не терпелось приложиться к шампанскому, но он никак не мог справиться с пробкой. Очевидно, у него не было достаточного опыта в открывании бутылок с шипучим напитком, но отступать он не привык. Оливия почувствовала, что ее губы невольно растягиваются в одобрительной улыбке, которой обычно собеседники поощряют заику, тщетно пытающего выдавить из себя очередное слово. Наконец пробка с оглушительным хлопком улетела в противоположную часть комнаты, а пенящееся шампанское бурным потоком вырвалось на волю, заливая руку Ферамо, стол, аккуратно сложенные салфетки, кактус и блюдо с канапе. С губ Пьера сорвалось ругательство на незнакомом языке, и он принялся разгребать все на столе, сбивая бокалы.

– Пьер, Пьер, успокойся, – произнесла Оливия, пытаясь промокнуть лужу шампанского салфеткой. – Все прекрасно. Я сейчас возьму их… – она подняла бокалы и понесла к бару с раковиной, – сполосну, и они снова будут чистыми. О, какие красивые бокалы. Они, наверное, из Праги? – Она продолжала изображать беззаботную болтовню, пока мыла бокалы в горячей воде, потом тщательно их сполоснула снаружи и внутри.

– Ты угадала, – произнес араб. – Они из богемского хрусталя. Вижу, ты знаток прекрасного. Знаешь, я тоже.

При этих словах Оливия опять чуть не зашлась в приступе неконтролируемого смеха. Очевидно, арабский менталитет столь же незатейлив, как речи телеведущего в «Магазине на диване».

Она поставила бокалы на кофейный столик, проследив за тем, чтобы стакан, стоявший раньше перед Ферамо, теперь оказался рядом с ней. Она внимательно наблюдала за Пьером, пытаясь найти признаки, выдающие коварного отравителя, но усмотрела лишь нетерпение заядлого алкоголика в предвкушении первого за вечер бокала.

– Хочу поднять тост, – произнес он, протягивая ей бокал. – За нашу встречу! – Несколько минут он смотрел на нее серьезным взглядом, а потом разом осушил бокал с видом казака на состязании по большему количеству выпитой водки.

«Он что, не знает, что шампанское так не пьют?» – удивлялась Оливия. Все это напоминало ей мамашу Кейт, трезвенницу по жизни, которая, предлагая гостям джин с тоником, обычно до края наполняла стакан чистым джином, даже не взглянув в сторону бутылки с тоником.

– А теперь приступим к ужину. Нам предстоит многое обсудить.

Он поднялся и прошел на террасу, а Оливия незаметно вылила шампанское в горшок с кактусом. Ферамо галантно, как заправский официант, выдвинул стул для нее. Она села, ожидая, что он подвинет стул обратно, как и следовало бы сделать хорошему официанту, но он почему-то замешкался, и Оливия плюхнулась на пол. Она почувствовала, что уже подступает приступ неконтролируемого смеха, но осеклась, подняв голову и увидев свирепый взгляд, отражающий всю глубину его унижения.

– Не волнуйся, Пьер. Все в порядке.

– Что ты хочешь сказать? – Он грозно навис над ней, и она живо представила его во главе отряда моджахедов в горах Афганистана, расхаживающим среди стоящих на коленях пленников и пытающимся контролировать свой гнев, а потом вдруг выхватывающим автомат и расстреливающим всех безо всякой жалости.

– Получилось забавно, – твердо пояснила Оливия, пытаясь подняться на ноги, и с облегчением заметила, что Ферамо тут же поспешил ей на помощь. – Это закон: чем больше стараешься, чтобы все было идеально, тем смешнее, когда что-то идет не так. В этом мире просто не может быть абсолютного совершенства.

– Значит, тебе все нравится? – спросил он, и на его губах появилась смущенная, почти мальчишеская улыбка.

– Конечно, – ответила Оливия. – Все просто отлично. Давай-ка я снова попробую сесть на стул, а не под него, и мы начнем все сначала.

– Прощу прощения. Мне так неловко: сначала шампанское, потом…

– Перестань, – улыбнулась она. – Садись за стол. На самом деле все эти оплошности меня даже успокоили.

– Правда?

– Можешь не сомневаться. – сказала она, думая про себя: «Теперь можно пить и не трястись с каждым глотком от страха, что тебя отравят». – Я ведь слегка волновалась, когда пришла сюда. А теперь мы оба знаем, что мы всего лишь люди со своими слабостями, нам не надо притворяться, что мы образец совершенства, и мы можем просто наслаждаться обществом друг друга.