– Мы сегодня можем целиком пересечь Огайо, – сказала Терез.

– Огайо. Известен своими реками, резиной и отдельными железными дорогами. Слева от нас – знаменитый разводной мост Чилликоти, где двадцать восемь гуронов когда-то перебили сотню… кретинов.

Терез рассмеялась.

– И где когда-то стояли лагерем Льюис и Кларк, – добавила Кэрол. – Думаю, я сегодня надену брюки. Не хочешь глянуть, есть ли они в том чемодане? Если нет, мне придётся лезть в машину. Не светлые. Тёмно-синие, габардиновые.

Терез подошла к большому чемодану Кэрол у изножья кровати. Он был наполнен джемперами, нижним бельём, обувью, но брюк не было. Она увидела торчащую из сложенного джемпера никелированную трубку. Она вытащила джемпер. Он был тяжёлый. Терез развернула его и чуть не выронила от неожиданности. Это был пистолет с белой рукояткой.

– Нет? – спросила Кэрол.

– Нет. – Терез завернула пистолет обратно в джемпер и положила на место – так, как нашла.

– Дорогая, я забыла полотенце. По-моему, оно на стуле.

Терез взяла полотенце и пошла с ним к Кэрол. В нервозности своей, вкладывая полотенце в протянутую руку Кэрол, она уронила взгляд с её лица на обнажённую грудь и ниже и, разворачиваясь, чтобы уйти, увидела мелькнувшее во взгляде Кэрол удивление. Терез крепко зажмурилась и медленно пошла к кровати. Перед закрытыми глазами у неё была обнажённая фигура Кэрол.

Терез приняла душ, а когда вышла, Кэрол стояла перед зеркалом, почти полностью одетая.

– Что случилось? – спросила Кэрол.

– Ничего.

Кэрол повернулась к ней, расчёсывая волосы, мокрые после душа и потому слегка потемневшие. В ярких, свеженакрашенных губах – сигарета.

– Ты знаешь, сколько раз в день мне приходится тебя об этом спрашивать? – сказала она. – Тебе не кажется, что это немного эгоистично?

За завтраком Терез решилась:

– Зачем ты взяла с собой этот пистолет, Кэрол?

– А! Так вот что тебя беспокоит. Это пистолет Харджа, ещё одна забытая им вещь. – Голос Кэрол звучал непринуждённо. – Я решила, что лучше взять его с собой, чем оставлять.

– Он заряжен?

– Да, заряжен. Хардж получил разрешение, потому что однажды к нам в дом забрался грабитель.

– Ты умеешь им пользоваться?

Кэрол улыбнулась.

– Я, конечно, не Энни Окли. Умею. По-моему, ты из-за этого переживаешь, да? Я не планирую им воспользоваться.

Больше Терез к этому не возвращалась. Но ей делалось нехорошо всякий раз, когда она об этом думала. Подумала она об этом на следующий вечер, когда коридорный тяжело опустил чемодан на тротуар. Может ли, задалась она вопросом, пистолет вообще выстрелить от такого толчка?

Они наснимали фотографий в Огайо, и, поскольку была возможность ранним утром следующего дня получить их напечатанными, провели долгий вечер и ночь в городке под названием Дефайанс. Весь вечер они бродили по улицам, заглядывая в витрины магазинов, проходя безмолвные жилые кварталы, где в окнах гостиных горел свет и дома выглядели уютными и защищёнными, как птичьи гнёзда. Терез боялась, что Кэрол заскучает от бесцельного хождения, но Кэрол сама предложила пройти ещё один квартал и подняться на самый верх холма, чтобы посмотреть, что там, с другой стороны. Кэрол говорила о них с Харджем. Терез пыталась сформулировать одним словом, что их разлучило, но почти сразу забраковывала каждое – скука, недовольство, безразличие. Кэрол рассказала, как однажды Хардж повёз Ринди на рыбалку и не выходил на связь несколько дней. Он это сделал в отместку за её отказ провести отпуск с ним в летнем доме его родителей в Массачусетсе. Это было взаимно. И не с этого началось.

Два снимка Кэрол вложила в бумажник: один, с первой половины плёнки – Ринди в галифе для верховой езды и шляпе-котелке, а второй – Терез, с сигаретой во рту и развевающимися на ветру волосами. Была одна неудачная фотография, где Кэрол стояла съёжившись в своём пальто, – Кэрол сказала, что пошлёт её Абби, настолько плоха была фотография.

В один из дней, ближе к вечеру они добрались до Чикаго – вползли в его серую, раскинувшуюся во все стороны неупорядоченность вслед за внушительным грузовиком мясной компании. Терез сидела, подавшись вперёд, к ветровому стеклу. Она ничего не помнила о городе со времён поездки сюда с отцом. Кэрол же, похоже, знала Чикаго так же хорошо, как Манхэттен. Кэрол показала ей знаменитый Луп[16], и они на некоторое время остановились посмотреть на поезда в вечерний час пик, в полшестого, когда народ возвращается домой с работы. Это не шло ни в какое сравнение с сумасшедшим домом, творящимся в половине шестого в Нью-Йорке.

На почтамте Терез получила открытку от Дэнни, от Фила не было ничего, а от Ричарда – письмо. Терез пробежала письмо глазами – оно начиналось и заканчивалось ласково. Именно этого она и ожидала – что Ричард возьмёт адрес до востребования у Фила и напишет ей ласковое письмо. Она положила письмо в карман перед тем, как вернуться к Кэрол.

– Есть что-нибудь?

– Только открытка. От Дэнни. У него закончились экзамены.

Кэрол повела машину к отелю «Дрейк». В отеле был пол в чёрно-белую клетку, фонтан в холле, и Терез сочла его великолепным. В номере Кэрол сняла пальто и бросилась на одну из двух односпальных кроватей.

– У меня здесь есть несколько знакомых, – сказала она сонно. – Поищем кого-нибудь?

Но она уснула до того, как они окончательно что-либо решили.

Терез выглянула в окно на огороженное огнями озеро и изрезанный, незнакомый контур небоскрёбов на фоне неподвижного сероватого неба. Всё было размыто и однообразно, как на картине Писсарро. Сравнение, которого бы Кэрол не оценила, подумала она. Она прильнула к подоконнику, вглядываясь в город, наблюдая, как морзянкой мигают за деревьями огни проезжающего вдалеке автомобиля. Она была счастлива.

– Может, позвонишь и закажешь коктейли? – услышала она за спиной голос Кэрол.

– Какого бы тебе хотелось?

– А тебе?

– Мартини.

Кэрол свистнула ей:

– Двойного «Гибсона». – Она перехватила Терез, когда та уже набирала номер на телефоне. – И порцию канапе. Можешь взять сразу четыре мартини.

Терез прочла письмо Ричарда, пока Кэрол была в душе. Письмо было ласковым от начала до конца. «Ты не похожа ни на одну другую девушку», – писал он. Он ждал и будет ждать, потому что совершенно убеждён в том, что они могут быть счастливы вместе. Он хочет, чтобы она писала ему каждый день, хотя бы отправляла открытку. Он рассказал, как однажды вечером сел и перечитал три её письма – те, что она посылала ему, когда он был в Кингстоне штата Нью-Йорк прошлым летом. Письмо отличалось совершенно не свойственной Ричарду сентиментальностью, и первая мысль Терез была – он притворяется. Возможно, для того, чтобы потом нанести удар. Следующей её реакцией было отвращение. Она вернулась к своему изначальному решению, что положить этому скорейший конец – это не писать ему, не говорить больше ничего.