и был признан здоровым, а в феврале уже задыхался… В середине восьмидесятых Сергей придумал такой трюк: он играл стремительный пассаж на рояле и ему как будто бы не хватало клавиатуры… Он падал из-за рояля, изображая, что ему было плохо с сердцем. Мне помнится, как он просил меня и Африку убедить администратора Ленинградского дома композиторов в том, что у него бывают сердечные приступы и что было бы здорово, если бы вызвали скорую помощь во время концерта или хотя бы расстегнули рубашку, побрызгали водой и т. п. Исполнялась тогда программа «Новые сексуальные игры с водой» (думаю, название было навеяно Хасселем и Каравайчуком). Получается, он, как Венедикт Ерофеев, как Белый, как многие другие, в своем творчестве предвидел собственную смерть.

Цепь этих смертей не прекращается. Организатор первого фестиваля памяти Курехина Борис Райскин по окончании фестиваля, в феврале 1997-го, покончил с собой. В октябре 1998 года покончила с собой дочь Курехина Лиза, которая была очень похожа на отца. В 1999-м в день смерти Курехина 9 июля умер его партнер по «Аквариуму» и «Поп-Механике» первого состава Александр Кондрашкин. Умерли и некоторые музыканты, принимавшие участие в «Поп-Механиках», но я не хочу вспоминать дат и деталей.

Интерфейс Ходжи Насреддина

Однажды я проснулся с неприятным чувством какой-то то ли случившейся беды, то ли грядущей неприятности. Впервые мне приснился покойный Курехин, который куда-то звал меня. Подробности сна быстро улетучились, осталось лишь ощущение чего-то досадного и непоправимого. Я действительно ни разу не видел Сергея во сне после смерти, я даже специально не поехал на его похороны в 1996 году, чтобы не видеть его мертвым и не запоминать его таким, но чтобы он навсегда остался для меня в памяти веселым солнечным юношей, переполняемым энергией при зрителях и всем недовольным, скучающим, капризничающим в их отсутствие. Я варил кофе, смотрел в окно и пытался припомнить этот сон, понять скрытое сообщение, заключенное в нем. Во сне Курехин торопил меня и велел собираться, чтобы ехать в Америку. Кроме этого осталось еще какое-то смутное ощущение тяжелых музыкальных инструментов, которые я несу куда-то…

Да, большая часть музыкантов, работавших с Куре-хиным, уже умерли. Да и не только музыканты — уже умерли организаторы первых фестивалей его памяти. Какое-то облако смерти… Впрочем, это уже стало общим местом. Я стал перебирать в памяти события последних дней, цепочка которых могла бы подсказать мне смысл сна.

По возвращении нашей «Русской саксофонной мафии» из Вильнюса я узнал от вологодского саксофониста Эдуарда Сивкова печальную новость. Умер Николай Дмитриев, арт-директор (или, как он сам называл себя, маэстро церемоний) культурного центра ДОМ. Умер, практически не пив, не курив, ведя здоровый образ жизни. Да, увы, так бывает. После обычных расспросов — как, отчего — вопрос, который не прекращают задавать и, надеюсь, еще некоторое время будут задавать снова и снова: что же теперь будет с ДОМом? Имеется в виду подтекст: как долго ДОМ сможет сохранять культурную политику преимущественно художественной значимости своих мероприятий? В Москве существует множество клубов, в которых звучит примерно та же музыкальная жвачка, что замусорила уже все 14 или около того FM-радиостанций Москвы. Все тот же шансон, попсня, говнорок и тому подобное. Единственным местом, в котором ничего этого нельзя было услышать ни под каким предлогом, — это ДОМ. Признаюсь, сам я играл в ДОМе нечасто: там не очень щедро платили и финансовых стимулов к выступлению там почти не было. Зато можно было поэкспериментировать или послушать приезжих музыкантов, пообщаться, приобщиться к новостям… Как все-таки зыбко и ненадежно бытование современной музыки в Москве: умер один организатор концертов в десятимиллионном городе, и сразу все осиротели, сразу же будущее импровизационной музыки в Москве оказалось под вопросом.

Когда после похорон Николая Дмитриева, бывшего особенно близким Курехину в последние годы его жизни и даже основавшего с ним вместе издательство «Длинные руки», я посетовал на эту череду смертей, кто-то возразил мне: «Но ты же жив!» Может быть, эта тема сна — трансформация этого вопроса-упрека?

Накануне вечером в ДОМе состоялся концерт. Еще при жизни Николая туркменская пианистка и композитор Марал Якшиева договорилась с ним о том, что я сыграю с нею там вместе, и Коля выделил дату — 12 июня, абсурдный праздник по поводу отделения России от Советского Союза. Первоначально я планировал выступить там с Марал и трубачом Юрием Парфеновым. Однако Парфенов оказался именно в этот день занят. Тогда мне пришлось отказаться от другого выступления с Марал, чтобы все же познакомить ее с Парфеновым. В итоге Марал и Парфенов поимпровизировали дуэтом, и задача устраивать их знакомство передо мной уже не стояла. Мне показалось интересным привлечь к нашему дуэту с Марал оригинального и очень талантливого литовского электронщика Ричардаса Норвилу, с которым до сих пор мы сотрудничали только в моем проекте «Новая русская альтернатива» и в музыкальном сопровождении к фильму Фридриха Мурнау «Фауст. Народная легенда». Мы встретились с Марал и Ричардасом и пошли обсудить будущий концерт в кафе. В результате получилась такая вот программа для бас-кларнета, сопрано-саксофона, альтовой флейты, рояля и разнообразной электроники.

Ходжа Насреддин и 11 историй

0/ХОДЖА НАСРЕДДИН — внутренности лица (буквально INTERFACE)

1/ХОДЖА НАСРЕДДИН и автоинспектор

2/ХОДЖА НАСРЕДДИН и старые книги

3/ХОДЖА НАСРЕДДИН лечит зуб (на основе фонограмм, сделанных Марал Якшиевой в стоматологическом кабинете)

4/ХОДЖА НАСРЕДДИН на Горбушке

5/ХОДЖА НАСРЕДДИН и рыба

6/ХОДЖА НАСРЕДДИН на чемпионате по женскому футболу

7/ХОДЖА НАСРЕДДИН опускает в ящик (праздник в честь выбора первого президента России — 12 июня, день концерта)

8/ХОДЖА НАСРЕДДИН в салоне красоты

9/ХОДЖА НАСРЕДДИН вспоминает пустыню

10/ХОДЖА НАСРЕДДИН в магазине искусственных цветов (финал)

А именно: программа «Ходжа Насреддин и 10 историй» + interface к программе. Для литовца, наверное, дистанция между русским и английским языками иная, поэтому «интерфейс» трансформировался во «внутренности лица». В качестве финала Ричардас предложил метафору «в магазине искусственных цветов».

Позднее он в телефонном разговоре признался, что в каком-нибудь швейцарском городке на выработку и согласование программы потребовалось бы не меньше недели, а в Москве мы уложились в какие-то полтора часа. Мы подпитываемся энергией этого огромного города. Времени нет — нужно бежать (Ричард в тот момент был занят продукцией каких-то песен для Земфиры, для Маши Макаровой, увлеченно рассказывал о преобразовании звучания плача ребенка в жужжание мухи, крика совы в женский вокал и связанных с этим вторжением в подсознание мужских фобиях).

На концерте в ДОМе собралась относительно немногочисленная публика. После