В то время как длительная популярность кенгуру в Старом Свете не подлежит сомнению, аутентичность австралийских корней слова вскоре попала под подозрение. Ибо когда позже исследователи замечали кенгуру в других частях континента, местные туземцы не произносили ничего, даже отдаленно напоминающего «кенгуру». Туземцы вдоль и поперек Австралии даже не узнавали это слово, а некоторые из них, услышав его, даже решили, что их учат английскому названию зверя. Поскольку на континенте говорили на многих туземных языках, тот факт, что аборигены в других частях Австралии не опознали слово, был сам по себе не очень подозрительным. Но наибольший удар происхождению слова «кенгуру» нанес доклад другого исследователя, капитана Филипа Паркера Кинга, который побывал в устье той же самой реки Индевор в 1820 году, через пятьдесят лет после Кука. Когда капитан Кинг спросил встреченных там аборигенов, как называется это животное, ему сказали совершенно не то название, которое записал Кук. Кинг записал это название в своем дневнике как «минна» или «минуа».

Так что же это были за туземцы с мягкими и мелодичными голосами, которые подсунули Куку в 1770-м слово «кенгуру», и что это был за язык? Или Кук просто был обманут?

К середине XIX века скептицизм по поводу аутентичности этого слова стал обычным делом. В 1850 году Джон Кроуфорд, знаменитый востоковед и преемник Стэмфорда Раффлза в качестве резидента в Сингапуре, писал в «Журнале Индийского архипелага и Восточной Азии», что «весьма примечательно, что это слово, предположительно австралийское, не обнаруживается как название этого своеобразного сумчатого животного ни в одном языке Австралии. Кук и его товарищи, следовательно, дав ему это имя, должны были сделать какую-то ошибку, но какой природы, уже не установить»[241]. Вскоре стали возникать всевозможные мифы и легенды. Самой известной версией, излюбленной комиками и по сей день, было, что «кенгуру» значило «Я не понимаю» – так, предположительно, ответили ошеломленные туземцы на вопрос Кука: «Как называется это животное?»

Более ответственные лексикографы решили соблюдать осторожность, и Оксфордский словарь английского языка дает элегантное определение, которое – в то время как я пишу – еще значится в онлайновом издании: «Кенгуру: зафиксировано как название на аборигенном австралийском языке. Кук и Бэнкс считали его названием, данным животному туземцами с реки Индевор, Квинсленд».

Австралийская загадка наконец разрешилась в 1971 году, когда антрополог Джон Хэвиленд предпринял тщательное исследование кууку йимитирр, языка, на котором говорят в аборигенном сообществе приблизительно из двух тысяч человек, живших тогда примерно в тридцати милях к северу от Куктауна, но прежде занимавших территорию возле реки Индевор. Хэвиленд обнаружил, что есть один особый вид большого серого кенгуру, название которого на кууку йимитирр – канкурру. Отцовство названия, таким образом, было несомненно установлено. Но если так, почему капитану Кингу не сказали то же самое название носители того же языка, когда он там побывал в 1820-м? Случилось так, что большого серого канкурру, которого заметила экспедиция Кука, редко встречают на побережье, поэтому Кинг, вероятно, указал на другого кенгуру, который в кууку йимитирр назывался иначе. Но мы никогда не узнаем, кенгуру какого вида увидел Кинг, потому что слово, которое он записал, «минна» или «минуа», – это, несомненно, «минха», общий термин для «дичи», или «съедобное животное».

Так что капитан Кук не был обманут. Его лингвистические наблюдения теперь реабилитированы, а кууку йимитирр, язык, который подарил международному словарю свой самый знаменитый туземный образ, завоевал место в сердцах и умах любителей викторин по всему миру.

Есть еще одна причина, даже более достойная, по которой кууку йимитирр заслуживает славы, но эта причина неизвестна даже самым дотошным любителям головоломок и связана с кругами профессиональных лингвистов и антропологов. Само название языка кууку йимитирр означает что-то вроде «этот вид языка» или «говорить таким образом» (кууку – это «язык», а йими-тирр значит «вот так»), и это название довольно уместно, ведь кууку йимитирр говорит о пространственных отношениях решительно не так. Его метод описания размещения объектов в пространстве звучит для нас до невероятности странно, и когда были открыты эти особенности кууку йимитирр, они вызвали к жизни широкомасштабный исследовательский проект по языку пространства. Открытия, сделанные в ходе этого исследования, привели к фундаментальному пересмотру того, что считалось универсальными свойствами человеческого языка, а также предоставили пока что самый удивительный пример того, как наш родной язык влияет на наше мышление.

Предположим, вы хотите дать кому-то указания, как доехать до вашего дома. Вы можете сказать примерно так: «Сразу после светофора первый поворот налево, и поезжайте, пока не увидите супермаркет слева, потом поверните направо и езжайте дальше до конца дороги, а там будет белый дом прямо перед вами. Наша дверь правая». Вы могли теоретически также сказать следующее: «На восток от светофора, потом на север, и двигайтесь дальше, пока не доедете до супермаркета на западной стороне. Тогда поворачивайте на восток и в конце дороги увидите белый дом прямо на востоке. Наша дверь южная». Эти два набора указаний эквивалентны в том смысле, что они описывают один и тот же путь, но при этом полагаются на разные системы координат. Первая система использует эгоцентрические координаты, две оси которых зависят от нашего собственного тела: ось лево – право и перпендикулярная ей вперед – назад. Эта система координат двигается по кругу с нами, как только мы поворачиваемся. Оси всегда сдвигаются вместе с нашим полем зрения, так что то, что было спереди, окажется сзади, если мы повернемся кругом, то, что было справа, теперь будет слева. Вторая система координат использует фиксированные географические направления, которые основаны на направлениях компаса – север, юг, запад и восток. Эти направления не меняются вместе с нашими движениями – что от вас на север, то останется на севере, независимо от того, как часто вы будете кружиться и поворачиваться.